Не в силах сопротивляться больше этому настойчивому призыву, я встала на подгибающихся коленях и медленно подошла к кровати.

– Ближе.

Я сделала еще один шаг.

– Еще.

Не слушаться его было невозможно.

Артем протянул руку и коснулся моего бедра, заскользил нестерпимо горячей ладонью вверх и, добравшись до резинки чулка, глухо, едва слышно застонал.

– Ты все сделала правильно. – Он снова заговорил тем же тоном: строгим, сильным, уверенным. – Хорошая девочка.

Я закрыла лицо руками и попыталась отбежать в сторону. Артем тут же схватил меня за край футболки и удержал.

– Не надо, – спокойно и мягко приказал он. – Раздвинь лучше ножки.

Я с шумом выдохнула воздух и попыталась вырваться еще раз. Артем не отпускал.

– А вот это ты зря, – свободной рукой он начал расстегивать ремень на брюках. – Знаешь, зачем мальчики всегда носят ремень? – Я тихо всхлипнула. – Правильно, чтобы наказывать непослушных девочек. Ну как? Сама сделаешь, как следует, или помочь?

Дальше в голове моей окончательно помутилось. Я перестала соображать что-либо, утопая в немыслимом, таком порочном и развратном возбуждении, что и разум, и душа мои предпочли не участвовать в этом безобразии и скрылись, оставив в горячих руках Артема только обезумевшее в сладострастном напряжении тело. Все это было невероятно, мучительно, странно, обо всем этом я где-то читала, но никогда не испытывала подобных ощущений в жизни. Артем не торопился: он говорил, приказывал, трогал, ласкал до тех пор, пока я не начала задыхаться, охваченная безудержной страстью, и обеими руками притягивать его к себе. Это длилось долго. А потом повторилось еще. И через какое-то время снова. И опять. Я перестала существовать. Вместо меня явилось блаженное, удивленное, пораженное, страждущее нечто. Оно никак не могло поверить в происходящее и при этом не в состоянии было остановиться. Оно всхлипывало, стонало, металось и просило еще.

Через три часа стало ясно, что если не прерваться хотя бы для того, чтобы поесть, Артем при всем своем героизме может не дожить до утра. Ноги у него подкашивались, движения стали расплывчатыми, но глаза все еще блестели голодным светом. Зато я ощущала себя так, словно превратилась в веселую бесшабашную ведьму, которая только что научилась готовить зелье, позволяющее пить чужие силы, и напилась их уже столько, не зная меры, что они теперь выплескивались через край. Я хихикала, бурно восхищалась, несла околесицу и ни за что не желала угомониться. В конце концов, Артем, собрав остатки воли в кулак, велел мне немедленно одеваться, кое-как облачился в одежду сам, и мы отправились на улицу – в напоенную ночными огнями яркую и томительную Москву.

По дороге к метро Артем пару раз кому-то позвонил со своего нового мобильного телефона, о чем-то договорился и после этого, взяв меня за руку, потащил вперед. Хочу я идти туда (неизвестно куда) или нет, меня никто не спрашивал. Да я бы просто-напросто расстроилась, если бы было иначе – мое невыразимое удовольствие как раз и заключалось в том, чтобы подчиняться – не думая и не прекословя – ему.

В метро мы ехали совсем недолго, потом снова вышли на мороз и стали блуждать по центральным московским улицам, пока не свернули в какую-то подворотню. Шмыгнули под яркую вывеску – так быстро, что я даже не успела прочитать названия заведения, – и по крутой лестнице стали спускаться в подвал. Помещение внизу оказалось шумным и прокуренным до состояния «топор можно вешать» баром. Артем скинул куртку в гардеробе, подождал, пока я расстанусь с шубой, и уверенно устремился в глубь огромной залы, плотно заставленной стульями и столами. Нашел своих приятелей у стойки бара, мельком представил меня и плюхнулся на свободный стул с таким блаженством, будто до этого момента ему лет десять запрещалось сидеть. Я пристроилась рядом.

Мы пили пиво. Воровали друг у друга еду из тарелок. Ребята тем временем о чем-то оживленно говорили – я не прислушивалась. Совершенно не хотелось напрягаться и разбирать во всеобщем гвалте течение их разговора. На всякий случай я разместила на губах «всепонимающую» улыбку, откинулась на стуле и стала активно получать удовольствие от жизни. Просто не верилось: это я, благополучно преодолевшая давний, уже больше походивший на тупик, сексуальный барьер – причем так естественно и плавно, что не чувствовала в процессе ни страха, ни боли; я, только что бродившая по волшебной ночной Москве; я, сидящая в каком-то переполненном баре с таким видом, будто делаю это каждый вечер. И виновник всех этих метаморфоз один – Артем. Чудесный, непостижимый, невероятный мой Артем. Я едва сдерживала себя, чтобы не запищать от восторга и не броситься к нему на шею. Нет. Не нужно лишних эмоций. Еще неизвестно, как ему понравятся эти бурные проявления. Да и пусть мужчина – мой мужчина (я попробовала это сочетание на язык – тихонько, чтобы никто не услышал) – отдохнет. Он это заслужил. Я прикрыла глаза – слишком откровенным был в них сейчас блудливый и радостный до безумия блеск. Нечего окружающим лишнего обо мне знать!

Остаток ночи прошел в темпе, заданном с вечера. Без отдыха, без перерыва, без мыслей мы снова и снова занимались любовью. Я бредила и готова была разреветься от счастья. Никто не говорил заготовленных заранее фраз, никто не пытался продолжить «душевный стриптиз» – нам больше не нужно было слов. Их время прошло.

Утро настало медленно и все равно внезапно. С одной стороны, за прошедшие сутки мы прожили целую жизнь. С другой – это были всего лишь двадцать четыре часа. Но каких! Невольно в голову пришла мысль о том, что за прошедший день и минувшую ночь я пережила лучшее время в своей жизни. Стало невыносимо больно оттого, что оно может никогда больше не повториться. И если бы меня спросили, что я выбираю – целую жизнь без любви или еще двадцать четыре часа с Артемом, – не колебалась бы ни минуты: только любовь.

– Хочешь, останемся здесь до вечера? – мы лежали, усталые и невесомые, в объятиях друг друга.

– Но ты же бронировал на сутки, – не пошевелившись, ответила я. Было такое ощущение, что сейчас я могу сделать какое-либо движение, только насилуя собственные тело и волю.

– Можно продлить.

– Не надо. – Я подумала, что из-за нескольких часов Артему придется оплатить дополнительный день. – Давай куда-нибудь пойдем.

– Как скажешь.

И мы снова провалились в блаженную дрему, чтобы вскочить буквально за несколько минут до «расчетного часа», быстро принять душ, одеться и молниеносно выскочить в коридор. Мне ужасно не хотелось, чтобы дверь за моей спиной закрывалась. Я придержала ее рукой, обернулась и долго смотрела прощальным взглядом на загадочный оазис блаженства, который мы покидали. Теперь мне и в голову не могло прийти, что передо мной обычный, заурядный гостиничный номер – это были врата в другой, волшебный и не до конца еще изведанный мир. Тяжелая дверь давила мне на руку, пространство, открытое для глаз, постепенно сужалось, пока не превратилось в узенькую щель. Я опустила глаза, чтобы не видеть, как пропадет эта последняя полоска ускользающего света. Хотя бы в моем воображении, хотя бы мысленно, но дверь должна остаться открытой. Интересно, думал ли о чем-то подобном Артем? Или ему, измотанному этой счастливой ночью, было сейчас не до романтических мыслей и мистических сантиментов?