– Ага, будет тебе сдержанная песенка, – ухмыльнулся Джимми, облизнул пальцы, стер остатки белого порошка со стола и втер их в десну.

Он резко повернулся на каблуках, хлопнул в ладоши и пулей вылетел из кабинета – вниз по ступеням, прочь из «Рэйнбоу Рекордс». Джимми натянул растаманский берет до бровей, чтобы уберечь чувствительные глаза от яркого солнечного света. Так, нужно позвонить кое-кому и раздобыть кокаина. Чтоб хватило до следующего вторника.

– Мистер Эрли, вы следующий, – сказал продюсер, постучав в гримерку Джимми.

Джимми хрюкнул.

– Я думала, ты сегодня не будешь нюхать кокаин, – поохала Лоррелл, пытаясь убедить Джимми выпить чашку остывшего кофе. – Ты же знаешь, как это важно для нас.

Джимми вздохнул:

– Я и не собирался, но тут Мельба как принялась меня пилить. «Вот, ты меня никуда не берешь, Джимми!

Я устала тут куковать каждый вечер!» Я и оглянуться не успел, а она уже спускается по лестнице в вечернем платье.

Лоррелл отпрянула:

– Подожди. Ты хочешь сказать, что твоя жена в зале? В эту самую минуту?

– А что я мог поделать, детка? – пожал плечами Джимми. – Поэтому и нужно было расслабиться.

Лоррелл поставила кофе и взяла бокал с шампанским:

– Вот, любимый. Выпей.

– Спасибо, Лоррелл. – Джимми осушил бокал одним глотком.

– Знаешь, – добавила Лоррелл елейным голоском, – это и наш юбилей тоже. Ты не помнишь? Дай-ка я поцелую тебя за каждый год. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. Восемь лет, а все никак не поженимся.

– Ну, не начинай сначала, – фыркнул Джимми.

Тут рабочий сцены сунул голову в гримерку:

– Ваш выход, мистер Эрли.

– Ну, не уходи от разговора, Джимми Эрли! – Лоррелл догнала Джимми в коридоре.

– Обещаю, Лоррелл, я ей скажу, – бросил он через плечо.

– Но когда, Джимми? Когда? – Лоррелл прошла с ним за кулисы.

– Дай мне еще немножко времени, детка.

– Времени нет, Джимми. Знаешь, я поняла. Прямо сейчас поняла. Ты меня никогда не любил! – Лоррелл пыталась перекричать шквал оваций, которыми зрители провожали Тедди и братьев Кэмпбелл со сцены.

– Я люблю тебя, Лоррелл. Ты же знаешь.

Лоррелл посмотрела на мужчину, который был любовью всей ее жизни, ей отчаянно хотелось верить ему.

– А сейчас мне пора на сцену, меня ждет шоу.

Лицо Лоррелл напряглось.

«Это последний раз, – подумала она. – Последний раз».

Он вышел на сцену и оглушил публику.

– Милая, я так тебя люблю, я не хотел тебя обидеть, – пел Джимми, не сводя взгляда с жены, которая сидела во втором ряду. Мельба кивала, уверенная, что муж обращается к ней. Но тут Джимми поднялся на носки, резко скрестил ноги и крутанулся вокруг своей оси, увидел Лоррелл, стоявшую за кулисами, и спел, глядя прямо ей в глаза: – Если ты меня оставишь, я умру, я люблю тебя, детка, так сильно люблю…

Затем он снова повернулся к зрительному залу, сосредоточился на жене и спел еще куплет, но тут его белая женщина решила, что пора спеть песенку и в ее честь. Джимми подошел к краю сцены и сделал знак оркестру замолчать.

– Нет, я не могу. Не могу больше петь печальных песен. Кертис, дружище, это твой праздник! А ведь были же хорошие времена! – заорал Джимми в микрофон. Зрители засмеялись и захлопали. Кертис помахал, подыгрывая Джимми на камеру. Джимми повернулся к музыкантам: – Брайан, приятель, слушай сюда, а вы, ребята, вступайте, когда я скажу, ладно? Раз, два, три, поехали! Басы! Отлично! Раз, два, три, поехали – саксофон пошел!

Джимми видел, что камеры не поспевают, пытаясь уловить его передвижения по сцене, а в аппаратной видеорежиссер лихорадочно листал сценарий:

– Что он делает?

Но никто не ответил, все были заняты Джимми.

– Раз, два, три – поехали! Отлично! А теперь духовые! – завизжал Джимми.

Вступили трубы, а Джимми начал горланить разухабистую, весьма фривольную песню. Публика как с цепи сорвалась. Зрители орали и подпрыгивали в креслах. Джимми разошелся, снял с себя пиджак и бросил в сторону. Он скакал по сцене, как в старые добрые времена, впитывая в себя все вопли, визги и улюлюканье толпы, пока выделывал такие танцевальные па, каких от него не видели уже годы.

Он сдернул галстук, расстегнул пуговицы на рубашке. СиСи, сидевший рядом с оркестровой ямой, покачал головой и засмеялся. Кертис бросил на него недобрый взгляд, встал с места с натянутой улыбкой и выскользнул из своей ложи. Промчавшись по пустому коридору, он через служебный вход попал за кулисы, где стояла Лоррелл и качала головой.

– Ты знала, что он такое выкинет? – спросил Кертис.

– Кертис, я шокирована не меньше твоего. На репетициях этого не было.

– Да что ты, Лоррелл! – У Кертиса не переставая болел висок.

Джимми повернулся и расстегнул пуговицу на брюках, а потом стал выпускать из брюк рубашку, не переставая вопить в микрофон «У Джимми есть душа!», а публика визжала от восторга.

Но стоило вытащить рубашку, как у него свалились брюки. Зрители загикали. Мельба ахнула, прикрыв рот рукой в перчатке. Видеорежиссер заорал в свой микрофон:

– Не снимать!

В ту же секунду на всех мониторах загорелась надпись «Приносим извинения за технические неполадки», поэтому зрители, смотревшие концерт по телевизору, не увидели, как Джимми снял с себя брюки и раскланялся, затем снова поклонился на бис, послал воздушный поцелуй публике в зале и Кертису с Лоррелл за кулисами и убежал со сцены.

– Эй, Кертис, – спросил Джимми с широкой улыбкой, – тебе понравилось мое шоу?

– Ты выставил себя дураком, – процедил Кертис сквозь зубы.

– Минуточку. Я просто был самим собой. – Джимми улыбнулся, потом снова выскочил на сцену и раскланялся – зрители все еще хлопали как безумные – и вернулся к Кертису и Лоррелл. – Лоррелл, скажи ему ты, – самодовольно ухмыльнулся Джимми, не сводя глаз с Кертиса.

Лоррелл судорожно вздохнула и затараторила:

– Джимми же просил тебя дать ему что-то новенькое, но ты его игнорировал, и он не знал, как еще привлечь твое внимание. Он просто растерялся. Всем понятно, что только отчаявшись человек может снять с себя штаны, да еще в прямом эфире. – Лоррелл повернулась, чтобы посмотреть в лицо Джимми.

– Ага, спасибо, Лоррелл, что-то типа того, – удовлетворенно кивнул Джимми.

– Но я тебе еще не все сказала, дорогой. – Лоррелл уперла руку в бок. – Ты…

Кертис перебил ее.

– Ты больше у меня не работаешь, – просто сказал он.