Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человека этого никто песен писать не просит. У него другие обязанности. Он ищет в тайге нефть, проектирует дома или продвигает вперёд термоядерную науку. Тем не менее, он считает необходимым к этим своим жизненным делам прибавить еще и сочинение песен. Зачем ему это? Он что, хочет занять место в «Союзе композиторов»? Нет! Хочет выбиться в люди? Нет, он уже выбился. И в неплохие люди. Например, С. Никитин — физик, кандидат наук, А. Дулов — кандидат химических наук, Б. Вахнюк — радиожурналист, А. Дольский — специалист по экономике строительства молодых городов, кандидат наук, Ю. Визбор — журналист, киноактер, В. Вихорев — механик и т. д.
Общеизвестно марксистское положение о том, что с ростом духовного и культурного уровня личности искусство перестает быть только ареной деятельности избранных. Человек, независимо для самого себя приобщается к созданию духовных ценностей, которыми раньше он только наслаждался. Это второе призвание не только не мешает его основному занятию, а, наоборот, расширяет сферу интересов, способствует гармоническому развитию, более полному познанию жизни.
В чём же суть лучших самодеятельных песен? В стремлении к истинности, к правде мыслей и чувств, а значит в неприятии фальши любого рода: и в малом, и в большом. Авторы, исполнители, слушатели самодеятельных песен стремятся к тому, чтобы мир человеческих страстей и дел был отражен реально, таким, каков он есть, ибо только правда, пусть подчас и горькая, ведет к духовной зрелости и силе.
«Но наспех мир постигнуть невозможно,
Великое не терпит суеты.
И если жизнь порой казалось сложной
Так это всё от нашей простоты»
(А. Дольский «Времена года»).
В лучших песнях менестрелей звучат высокие и светлые идеи века: гуманизм, вера в человека, в истинную любовь, верность идеям революции.
«И встал трубач в дыму и пламени
К губам трубу свою прижал
И за трубой весь полк израненный
Запел «Интернационал».
И полк пошел за трубачом,
Обыкновенным трубачом».
(С. Крылов и С. Никитин «Маленький трубач»).
В последнее время всё чаще появляются статьи в массовых и специальных журналах и газетах, посвящённые самодеятельной песни. О ней пишут композиторы и певцы, о ней спорят на публичных дискуссиях.
Всё чаще стали проводиться фестивали самодеятельной песни, на которых появляются новые интересные авторы-исполнители. Традиционными стали фестивали-конкурсы, проводимые Обкомом ВЛКСМ в Куйбышеве (последний фестиваль собрал около 12000 зрителей), Одессе, Смоленске, Минске. Но, к сожалению, всё реже стали звучать эти песни в передачах радио и телевидения.
Поэт Константин Ваншенкин писал в «Литературной России», что в наши дни песня не разойдется широко, если предварительно не прозвучит в кино или в эфире. Но песня «За туманом» Ю. Кукина побила все рекорды популярности задолго до того, как радио и телевидение «снизошли» до неё, в то время, как песню про телефон, которую в свое время пел Бюль-Бюль-оглы можно было услышать по радио по нескольку раз в день. Некоторые именитые композиторы и искусствоведы считают, что самодеятельные песни вообще не песни в том смысле, что они имеют низкую музыкальную культуру.
Упреки, в общем-то, не лишены основания, но дело здесь не такое уж беспросветное, как его пытаются представить. Дальнейшее развитие самодеятельной песни очевидно будет идти как раз по линии развития музыкальной культуры, не в ущерб, конечно, поэтическому текстовому компоненту.
В последнее время всё чаще певцы-профессионалы стали включать в свой репертуар песни самодеятельных авторов. М. Магомаев записал на радио «Балладу о памяти» Б. Вахнюка, В. Мулерман — «Песню о хромом Короле» А. Дулова, которая обошла весь мир с нашими мастерами фигурного катания, Е. Камбурова — «Маленького трубача» С. Никитина и С. Крылова, А. Йошпе и С. Рахимов — «Заморозки» А. Круппа и этот список можно продолжить. Самодеятельная песня не только живёт, но бурно развивается, завоевывает все большую аудиторию и вместе с тем ставит новые задачи и проблемы, касающиеся и самой песни, и ее авторов, и ее исполнителей.
1981–1989 гг.
«Большая Волга», 18 апреля 1981 г.
Самоотдача: «… Поделиться песней», Н. Аксельруд
Все орали и галдели за нехитрым, наспех собранным столом: приходило время расставаться, и вспоминались какие-то шутки, музыкальные фразы, и кто-то запел: «Отшумели песни нашего полка…,» — а он нагнулся и сказал: «Знаешь, как я хочу «сделать» эту песню? Она ведь называется «Старинная солдатская», вот я и хочу ее спеть, как старинную — д-о-о-олго так, представляешь, как солдаты в старину на привалах…» — и запел вдруг, вытягивая поверх общего нестройного хора свою ноту, свой ритм. Свою песню. Тихонько, чтоб не помешать другим. И очень явственно, потому что — по-своему.
Все барды-авторы и исполнители — имеют разные «непесенные» профессии, и приятно думать, что Евгений Клячкин, например, возвратится в послеконцертный вторник в свое КБ, а Александр Городницкий продолжит работу над докторской диссертацией. Все так. Но, может быть, классическая литература с ее идеалами «виновата», может быть, незабываемые образы Вересаева и Чехова, но профессия «врач» все-таки остается в душе одной из святынь.
Владимир Муравьев — врач-онколог. Заведует эндоскопическим центром Республиканского онкологического диспансера. Работу свою любит совершенно беззаветно: так, что иногда даже возвращается к ней, не использовав целиком положенного отпуска.
Для каждого исполнителя основное — это репертуар: принцип отбора песен, принцип построения программы… Содержанием репертуара исполнительно как бы определяет свое кредо: ведь автор в песне все четко расставляет по местам, и исполнителю практически нечего добавить в плане информации мысли, — следовательно, основная ставка делается на эмоциональное прочтение произведения. И любить, и ненавидеть исполнитель должен в песне сильно, и обвинять, и защищать что-то — недвусмысленно. Муравьев поет так, словно все исполняемые им песни, — его собственные, и, несмотря на разный характер этих песен, разные чувства, которые он вкладывает в них, — песни эти в интерпретации Муравьева становятся похожими: они объединяются общей идеей Доброты.
Прослушаем несколько взятых наугад песен из репертуара Владимира Муравьева. «Баллада о музыканте» А. Дольского: в ней изначально заложена какая-то прелестная статичность детского рисунка, ребячье забавное и наивное обещание: «Стану я тебя любить!» — и Муравьев поет эту песню, исходя именно из этой ее инфантильности, нарочно «невзрослым» голосом, акцентируя некую условность слов и ситуаций. «Баллада» эта — переложение известной песни Жоржа Брассанса и, исполняя ее, Муравье придает ей праздничность французского шансона. В устах самого Брассанса и в устах Дольского «Баллада» звучит строже, и это, кстати, несколько снижает ее эффект.
А романс Ю. Мориц и С. Никитина «Когда мы были молодые…» принято петь — первую, «счастливую» его часть, —