Волосы подполковника были зачесаны назад и стянуты черной лентой. Сняв треуголку, он бросил ее на столик возле моей койки, упер руки в бока и посмотрел на меня пристальным бесцветным взглядом, так хорошо знакомым мне.

– Кенуэй… – только и сказал он. – Реджинальд не извещал меня о вашем прибытии.

– Это было спонтанным решением, Эдвард.

Я вдруг снова почувствовал себя испуганным мальчишкой в присутствии этого рослого командира.

– Понятно, – пробормотал он. – Стало быть, ты решил вот так вдруг заскочить ко мне?

– Давно я здесь? – спросил я, не обращая внимания на его сарказм. – Сколько дней прошло?

– Три, – ответил Брэддок. – Доктор Теннант опасался, что у тебя может начаться лихорадка. По его мнению, человек с более слабым здоровьем непременно оказался бы ее жертвой. Ты счастливчик, Кенуэй, раз остался в живых. Не каждому удается ускользнуть сначала от виселицы, а потом от лихорадки. Тебе повезло, что мне доложили о некоем приговоренном к повешению, который утверждал, будто знает меня, и настаивал на встрече со мной. Иначе этого разговора попросту не было бы. Как ты смог убедиться, мы не церемонимся с нарушителями дисциплины.

Я потрогал повязку. Веревка успела до крови натереть мне шею.

– Да, Эдвард, я собственными глазами видел, как вы обращаетесь с вашими людьми.

Брэддок вздохнул и подал знак доктору Теннанту, показывая, что тот здесь лишний. Врач молча удалился, закрыв за собой полог палатки. Подполковник плюхнулся на походный стул, уперев одну ногу в койку, словно собирался согнать меня с жесткого ложа.

– Это не мои люди, Кенуэй. Это преступники. Тебя нам передали нидерландцы вместе с дезертиром. Тот со своим дружком покинул расположение полка. Естественно, тебя и приняли за его дружка.

– Что с ним, Эдвард? Как обошлись с тем человеком?

– Это о нем ты без конца расспрашивал? Доктор Теннант говорит, что тот человек почему-то тебя очень интересует. Ты назвал его… «остроухим»? – с нескрываемой издевкой спросил Брэддок.

– Тот человек, Эдвард… я видел его в ночь вторжения в наш дом. Он – один из тех, кого мы безуспешно разыскиваем вот уже двенадцать лет. – Первоначальная робость прошла. Я пристально и довольно жестко посмотрел на Брэддока. – Я никак не ожидал, что он служит в вашей армии.

– Да, в моей армии. И что такого?

– Вы считаете это случайным совпадением?

Вероятно, лицо Брэддока не знало других состояний, кроме хмурого. Но сейчас оно было просто сумрачным.

– Кенуэй, ты давно уже не десятилетний мальчишка. Так оставь при себе свои догадки и домыслы и расскажи о том, что на самом деле у тебя на уме. Кстати, а где сейчас Реджинальд?

– Мы расстались с ним в Шварцвальде. Не сомневаюсь, что он уже на полпути домой.

– Торопится домой, чтобы снова углубиться в мифы и сказки? – В глазах подполковника сверкнуло презрение.

От этого мне вдруг захотелось принять сторону Реджинальда и защищать его изыскания, хотя они и меня не восторгали.

– Реджинальд считает, что, если мы сумеем открыть тайны хранилища, орден станет могущественнее, чем он был в эпоху священных войн, а может, и того больше. Тогда власть ордена утвердится окончательно.

Теперь в глазах Брэддока читалась брезгливость. Чувствовалось, он не впервые слышал подобные слова и они его утомляли.

– Если ты всерьез в это веришь, тогда ты такой же глупый идеалист, как Реджинальд. Чтобы убедить людей в правоте нашего дела, нам не нужны ни магия, ни прочие ухищрения. Нам нужна стальная воля и сила оружия.

– Но почему бы не использовать весь арсенал? – возразил я.

– Потому что направление, по которому упрямо идет Реджинальд, – это напрасная трата времени, – наклоняясь ко мне, ответил Брэддок.

Я выдержал его взгляд.

– Возможно, вы и правы, Эдвард. Но я сомневаюсь, что казнями можно завоевать сердца и умы людей.

– Еще раз повторяю: мы казним мразь. Подонков.

– Так его все-таки повесили?

– Твоего приятеля с… прости, как там? С «заостренными ушами»?

– Ваши насмешки, Эдвард, для меня ничего не значат. Равно как и ваше уважение. Можете думать, что вы терпите меня только из-за Реджинальда. Смею вас уверить: это чувство взаимное. А теперь скажите: тот остроухий человек – он мертв?

– Он умер на эшафоте, Кенуэй. Смертью, которую заслужил.

Я закрыл глаза и на мгновение не чувствовал ничего, кроме… чего? Собственной злости, сдобренной горем и досадой и приправленной сомнениями и недоверием? Мне мешала нога Брэддока, покушавшаяся на мою койку. Я жалел, что не могу схватить меч и навсегда избавить себя от этого человека.

Однако подобные мысли и желания были как раз в духе Брэддока. Я не мог двигаться его путем. Это означало бы стать таким, как он.

– Значит, в ту ночь он был в вашем доме? – спросил Брэддок.

Мне показалось или в его тоне сквозила насмешка?

– Он был одним из убийц твоего отца. И все это время он находился в рядах нашей армии, а мы и не знали. Горькая ирония. Не правда ли, Хэйтем?

– В самом деле. Ирония или… совпадение.

– Советую выбирать выражения, молодой человек. Рядом нет Реджинальда, который вовремя приструнит и не даст наделать глупостей.

– Как его звали?

– Как и сотен солдат в моей армии, его звали Томом Смитом. Точнее, Томом Смитом из деревни. Это все, что мы знаем о нем и подобных ему. Думаешь, они полны рвения сражаться во славу Англии? Как бы не так! Они сбегают в армию. От суда магистратов. Из-за дуэли, на которой убили сына своего помещика. Из-за того, что лишили невинности помещичью дочку или даже покувыркались с его женой и были застуканы. Разве кто-то скажет нам правду? Да мы и не задаем им вопросов. Если ты спросишь, удивляет ли меня, что человек, которого мы так долго разыскивали, все это время находился под самым моим носом, я отвечу: нет, не удивляет.

– А вдруг у него в армии были сообщники? Или друзья? Словом, кто-то, с кем бы я мог поговорить.

Брэддок медленно убрал ногу с койки.

– Будучи моим собратом по ордену, ты можешь рассчитывать на мое гостеприимство. Разумеется, ты волен заниматься собственным расследованием. Я надеюсь, что в ответ и я могу рассчитывать на твою помощь в некоторых наших делах.

– И что это за дела? – спросил я.

– Французы осадили крепость в Берген-оп-Зоме. Внутри крепости – наши союзники: голландцы, австрийцы, немцы из Ганновера и Гессена и, конечно же, англичане. Французы окружили крепость кольцом траншей, а сейчас прокладывают второе кольцо. Вскоре они начнут обстрел. Они попытаются взять крепость еще до начала дождей. Французы считают, что это откроет им дорогу в Нидерланды. По мнению союзников, крепость нужно удержать любой ценой. Нам нужен каждый, кто умеет сражаться. Теперь ты понимаешь, почему мы нетерпимы к дезертирам. Есть ли в тебе, Кенуэй, решимость примкнуть к битве, или ты настолько поглощен местью, что уже не в состоянии нам помочь?