— Привыкай, — неожиданно благодушно ответил Берия, — это только начало. Потом будет еще хуже, поверь, я знаю.

Лаврентий Павлович откинулся на спинку и прикрыл глаза:

— Понимаешь, те ради кого ты делаешь пусть даже самые правильные вещи редко бывают благодарны. Разве что их потомки. - Хотя , — он хмыкнул, — учитывая, что ты порассказал о нашем общем светлом будущем, я в этом уже глубоко не уверен. На, держи, - нарком протянул ему плоскую фляжку, — это хороший коньяк, грузинский. Я-то сам только вино пью) но фляжечку с собой вожу, на всякий случай. Ты выпей и спи. Нам пять часов лететь, как раз отоспишься за сегодняшнюю ночь. А я пока поразмышляю кое о чем…

Несмотря на то что уснуть под, мягко говоря не тихий гул работающих двигателей казалось нереальным, отключился Крамарчук почти мгновенно. Были ли тому виной наркомовский коньяк или накопившаяся усталость, но «дугласовское» кресло неожиданно показалось самым эргономичным в мире, и подполковник провалился в сон. В самый обычный, нормальный сон, даже со сновидениями.

Вот только сновидения эти оказались несколько необычными...

...Стоящий на трибуне Гитлер приветственно поднял руку. Мимо неудержимым потоком двигались великолепно вышколенные войска победоносного Вермахта. Слаженный грохот подкованных подошв по древней брусчатке, лязг идущей следом военной техники успокаивал, звучал в ушах сладкой музыкой, наполнял душу уверенностью в избранности арийской расы и неотвратимости грядущих побед. Обратившийся во всю эту мощь древний неуязвимый Зигфрид скоро вновь убьет своего дракона и искупается в его крови Красного усатого дракона, разумеется. И кровь его тоже будет красная.

Да, выбор сделан. Он решился и, вне всякого со мнения, согласится с разработанным Фридрихом планом. Блицкриг — какое замечательное слово! — и на самом деле не продлится более двух-трех месяцев. Восточные варвары получат хороший урок и навечно займут свое истинное место в этом несовершенном мире. Пока несовершенном, поскольку уже совсем скоро Вея Германия сделает все от нее зависящее, дабы на земном шаре воцарился поистине арийский порядок. Избранная раса не должна прозябать в нищете и тем паче не должна, просто не имеет права, унизительно зависеть от кого бы то ни было. Англия, Франция, Советская Россия... даже кажущаяся такой далекой Америка — какая разница? Пришло время расставить все точки над «I», все до единой точки! Пришло их, его время. Больше Германия не станет стоять на коленях, и чудовищный, поистине фантасмагорический версальский позор уже никогда не повторится! Да, именно так: НИКОГДА! Источающая запах всеевропейского тлена химера парижской мирной конференции больше никогда не распахнет свои побитые молью крылья над Великой Германией! И гарантом этого станет он, фюрер Третьего и последнего германского Рейха!

Что произошло в следующий миг, не понял никто из стоящих рядом с Гитлером высших военачальников, но все они позже сходились в одном: голова Адольфа Шикльгрубера внезапно превратилась в невесомое алое облако и взорвалась. Именно взорвалась, разлетевшись мириадами кровавых брызг. Отброшенная непонятной силой заляпанная кровью фуражка, несколько раз перевернувшись в воздухе, упала на древнюю брусчатку вверх дном, будто бы мгновенно превратившись из атрибута практически безграничной власти в картуз просящего милостыню нищего. Обезглавленное тело диктатора качнулось взад-вперед и тяжело завалилось на бок – пораженные случившимся, люди даже не пытались подхватить его или просто задержать падение. Духовой оркестр еще продолжал греметь медью, солнце еще блестело на касках и сверкающих полированной сталью штыках поднятых на плечо винтовок, но все уже было кончено.

Версию о снайпере следователи отбросили сразу: ему просто негде было бы укрыться в радиусе действительного огня даже самой дальнобойной в мире винтовки. В этом можно было не сомневаться, ведь сотрудники службы безопасности загодя проверили чердаки и крыши всех прилегающих домов на километр от площади, опечатав ведущие наверх двери и люки и выставили подле наиболее опасных круглосуточные посты. А в том, что стрелять можно и с немыслимого расстояния в полтора километра, в этом времени еще не знали...

...Ничем не примечательный серебристый «Юнкерс» шел над пригородными лесами, выходя на ведущий в сторону берлинского аэродрома Ной-Руппин воздушный коридор. Сидящий в салоне рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, глава одной из самых одиозных организаций мира, нервно сжимал вспотевшей рукой подлокотник кресла. В полученное несколько часов назад сообщение о гибели фюрера не верилось. Это просто не могло, не имело права оказаться правдой! Чудовищная ошибка, нелепая и чудовищная ошибка! С другой стороны, если это правда, сейчас кому-то придется брать власть в свои руки. Причем брать быстро, законно и... не оставляя соперникам ни малейшего шанса. Даже самого мизерного!

Собственно, разве есть другие кандидаты? Конечно, нет. Ну, не рассматривать же всерьез истеричного пропагандиста и болтуна Йозефа или хронического морфиниста Геринга? Даже не смешно, хотя последний, честно говоря, имеет все шансы. Точнее, «имел», поскольку сейчас, после гибели фюрера, единственный в империи рейхсмаршал уже вряд ли будет котироваться столь же высоко. Кто еще? Канарис? Не потянет, да и опасно давать разведке реальную власть. Генералитет? О нет, эти ребята должны четко знать свое место в нынешней иерархии и не пытаться прыгнуть выше головы вот и выходит, что кандидат-то, по сути, один – он сам !

Гиммлер расслабленно откинулся в кресле. Что ж, значит так тому и быть. Спасибо верным людям, сообщившим о гибели вождя намного раньше, чем страшная весть вышла за пределы Потсдаменплац. Он успеет вовремя...

Ни пилоты, ни единственный пассажир «Ю-52», конечно, не могли видеть застывшего на небольшой полянке в полукилометре от посадочной полосы человека в неприметной темной одежде с непонятной полутораметровой трубой в руках. Человек посмотрел на часы, прислушался и, опустив на лицо защитные очки, вскинул на плечо свое странное приспособление. Двигатели приближающегося самолета ревели все громче, и наконец подсвеченная закатным солнцем туша трехмоторного самолета появилась над верхушками дальних деревьев, заходя на посадку. Человек отвел пальцем предохранительную скобу, секунду сопровождал заходящий на посадку самолет расширенным концом своей «трубы», затем нажал спуск.

Вытянутое серебристо-серое тело ракеты «9М39», оставляя за собой дымный шлейф, рванулось вслед снижающемуся «Юнкерсу», спустя несколько мгновении соединившись с одним из его моторов в огненном угоне взрыва. Практически полностью потеряв левую плоскость, самолет беспомощно закувыркался и камнем пошел к земле, потянув за собой пылающее полотно загоревшегося топлива. Человек дождался, пока над кронами окружающих аэродром деревьев поднимется черно-рыжее уродливое облако взорвавшегося бензина, усмехнулся И скрылся в густых зарослях...

… Сорокатрехлетний рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Пауль Йозеф Геббельс пребывал в весьма мрачном состоянии духа. Да что там «в мрачном» — его откровенно и пошло трясло причём справиться с этим, несмотря на все старания придворных врачей, он не мог вот уже который час. С другой стороны, не каждый день приходится видеть, как разлетается кровавыми лохмотьями голова величайшего человека! Самого фюрера! А ведь он стоял почти рядом, разве что отклонился, выслушивая доклад секретаря, чуть в сторону, когда все произошло. Потому его и не задело, гм, — Геббельс сглотнул, — тем, во что, волею неведомых сил, превратилась в одночасье голова Гитлера. А потом, когда стих оркестр, когда над изуродованным телом склонились стоящие на трибуне люди, он, поборов шок, задал себе вопрос: что дальше? Нет, обращение к народу Великой Германии нужно готовить уже сейчас, причем обращение достаточно проникновенное, но и не слишком конкретное, это-то понятно, но вот затем? История не терпит пустоты, и, значит, кто-то должен занять освободившееся место. И как можно скорее, ибо нельзя допустить разброда. Толпа должна знать, что власть остается властью даже тогда, когда враги Рейха... ну, в общем, ясно. Кто-то... кто?