Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты гей?
Джамаль кивнул. В его беспокойных глазах, в бледности лица — во всём проступало отчаяние.
Я остановилась и встала перед ним. Несмотря на то что я доставала Джамалю до груди, мне всё-таки удалось его обнять.
Он обвил меня худыми руками и погладил волосы. Я уже привыкла к его шикарному резкому парфюму и даже совсем не замечала.
Хотелось бы оказаться в объятиях Виктора. Джамалю тоже хотелось бы в них оказаться.
— Хороша парочка, — прошептала я.
— Да, но вдвоём веселее!
Я сделала вид, что не заметила, как он утёр слезу, и мы спешно зашагали в ночи. Я больше не дрожала. Наконец-то в этой истории нет тёмных мест: несколько недель я прокручивала всё в голове, но не хватало кусочка. Теперь пазл по имени Джамаль сложился.
Стоя у моего дома, он чмокнул меня, отошёл, но потом вернулся.
— Как-то глупо, сейчас без пятнадцать полночь.
— А твои гости?
— Переживут и без меня.
Он взглянул на меня и достал телефон.
— Без тринадцати полночь.
— Ты прав, мы не можем разойтись за тринадцать минут до нового года. Заходи, думаю, блины ещё остались. Да и Изидор обрадуется компании.
В вестибюле было темно, свет в сторожке консьержа погас. Входная дверь захлопнулась с металлическим звоном, я пыталась нащупать выключатель, как вдруг сквозь тишину до меня донёсся знакомый визг.
— Изидор?
Я включила свет и прислушалась: на всю лестницу прогремели тяжёлые беспорядочные шаги позорного пса.
Изидор на лестнице.
— Мама?
Он мчался, торопился, скулил.
— Мама?!
Изидор на лестнице.
Совсем один.
Я бросилась вверх ему навстречу, перескакивая через ступеньки. Изидор ринулся ко мне, заскулил, пустил слюни, завилял хвостом, облизал меня, но я тащила его за собой, поднимаясь всё выше и выше, цепляясь за перила, чтобы бежать ещё быстрее. Я оторвалась от Джамаля: вперёд, надо добраться до квартиры. Горло сжалось в каком-то сумасшествии, потому что всё было ненормальным в этой ситуации: мама сказала, что я её солнце, она сказала мне, что я — её солнце!
Изидор бежал за мной не отставая, несмотря на толстое пузо.
Остановившись на шестом этаже и едва переводя дух, я вслушивалась, но за дверью было тихо. Я открыла сумку, уронила её, подняла, наконец перевернула вверх дном, нашла ключи и подскочила к двери.
— Подожди! — Джамаль осторожно принюхался.
Я тоже принюхалась.
О нет, только не это! Только не газ после сидевшего на лестнице Изидора!
— Вставь ключ в замок, но не открывай.
Я послушалась. Джамаль мягко сдавил мою руку:
— Я позвоню в скорую. А ты дождись, пока погаснет свет, войди внутрь, но не включай ничего — слышишь? А то взорвётся. Открой окна, ясно? Перед тем как… осмотреться, открой все окна.
Я не всё поняла, потому что по-прежнему тяжело дышала и плохо слышала.
— Дебора?
Свет погас, нас окутал мрак. Я глубоко вдохнула, повернула ключ и ворвалась внутрь.
Споткнувшись обо что-то на полу и чуть не упав, я бросила сумку и направилась в гостиную, вытянув руки перед собой. Я пыталась дышать, но не получалось: воздух стал вязким, как смола. Я открывала рот, но кислорода не было — я лишь задыхалась и кашляла. Окно заскрипело, я попыталась открыть жалюзи, но они застряли и не поднимались. Тогда я упёрлась ногами и сорвала их напрочь. В комнату ворвался свежий воздух. И оранжевый свет фонарей. Я наклонилась над балюстрадой и задышала. Мамы не было ни на ковре, ни на диване. Пошатываясь, я направилась в её комнату: с каждой секундой напряжение спадало, мамы нигде не было. Открыв ставни в её комнате, я проделала то же самое в своей.
Её здесь…
— ДЕБО!
Я хорошо знала Джамаля.
Я его изучила, как он изучил меня.
И как только он крикнул моё имя, я уже знала. Вся в слезах я вошла в кухню.
Тонкий смутный силуэт моей матери растянулся на шахматной плитке.
На ней было красное платье.
Ноги подкосились, я обмякла и упала на колени. — Мама!
Я трясла её, Изидор облизывал ей лицо. — МАМА!
Вцепившись ей в плечи, я трясла ещё сильнее: голова болталась из стороны в сторону.
— МАМА-А-А-А-А-А-А!
— Она дышит, Дебо, прекрати! Она дышит. Джамаль стоял далеко. Я завопила:
— Почему она не очнулась?
— Успокойся, мы отнесём её туда, где меньше всего газа. Я всё выключил. Не трогай выключатели.
Джамаль подхватил маму за ноги, я за подмышки.
Поскользнувшись на полотенце, я поняла: она заделала все дыры.
Мы аккуратно несли её обмякшее тело. Изидор следовал кортежем.
Ох, мама…
Её голова безвольно подпрыгивала с каждым шагом, а руки болтались при малейшем движении.
Не отрываясь, я вглядывалась в её лицо: она была похожа на покойника.
Мы положили маму на диван.
На улице завопили сирены, и на фасадах за мелькал синий свет.
— Всё будет хорошо, Дебо. Я спущусь к скорой.
Джамаль умчался.
Я сидела рядом с мамой. Такой хрупкой. Такой бледной.
— Ты не имеешь права… Разве так поступают со своим солнцем…
Пол задрожал, стены обрушились. Всё во мне превратилось в тоску, в боль — я снова стала маленькой девочкой, которая боялась темноты.
Мама хотела умереть.
Она хотела покинуть меня навсегда.
Скорая добралась до квартиры: они спросили про её возраст, проблемы со здоровьем и столпились вокруг. Джамаль утащил меня на лестничную клетку.
Мой рёв, наверное, был слышен в Лондоне.
В Нью-Йорке.
— Чёрт.
— Что такое?
— Надо предупредить отца.
Ко мне вышел здоровяк из скорой.
— Мы должны отвезти её в больницу, ей не хватает кислорода.
— Она умрёт?
— Нет.
— Вы уверены?
— Мадемуазель, отойдите.
Мою маму положили на носилки, половину её лица скрывала кислородная маска.
— Я могу поехать с вами?
— А сколько вам лет?
— Семнадцать.
— Вы можете кого-нибудь предупредить?
— Только отца, но он за границей. Я могу поехать с вами?
— Вашу маму отвезут в больницу Ларибуазьер. Сейчас она без сознания, мы поместим её в реанимацию, но всё будет хорошо. А вы отдохните и приходите завтра.
— Что?
— Доверьтесь мне. Тридцать первого декабря в скорой всегда чёрт-те что происходит. Приходите завтра. Уверяю вас, так будет лучше для всех. Не оставляйте её одну, — обратился он к Джамалю.
Через несколько секунд я пришла в себя. Щека горела. Джамаль замахнулся, чтобы влепить мне вторую пощечину, и замер.
— Прости. Ты упала в обморок.
Я лежала в своей кровати, одетая и под одеялом. Изидор устроился
