«Лучше места для ночевки, пожалуй, и не найдешь», — подумал диверсант, глуша мотор. Мотоцикл откатил к окну, потом достал из багажника свои трофеи. Разместиться он решил в дальнем углу: так и окно, и обе двери находились под его контролем. Бросив в угол нехитрые пожитки, Виктор вернулся в соседнюю комнату, на торчавшую из груды строительного мусора балку прикрепил включенной одну из гарнитур, отобранных у убитых наемников, и стал готовиться ко сну. Автомат поставил у стены, стащил бронежилет с разгрузкой, расстелил спальник, из ранца достал термостойкую упаковку с сухим пайком. Вскрыв обертку штурмовым кинжалом, стал рассматривать содержимое: баночки из толстой фольги с паштетами, ветчиной, джемами, медом, пластиковые пакетики с чаем, кофе, галетами и продолговатыми судками с горячими блюдами. Отбросил в сторону упаковки с зубочистками, обеззараживающими воду таблетками и миниатюрный рулончик туалетной бумаги. Обнаружив крошечную плитку и набор таблеток сухого спирта, вынужден был отдать должное генералам из НАТО, так заботившимся о быте своих солдат.

Глядя на эти спецназовские яства, Виктор ощутил зверский голод, ведь, сколько он не ел и обходился без питьевой воды, известно одному провидению. Разорвав упаковку с галетами, вскрыл банку с гусиным паштетом и, орудуя пресными печенюшками, в одно мгновение проглотил ее содержимое. Затем настала очередь ветчины, все это он закусил малиновым джемом. Впрочем, желеобразная масса мало походила на натуральный продукт, но в теперешнем положении диверсанта это было неважно, съедобно — и уже хорошо.

«Заморив червячка», Савченко почувствовал, как веки отяжелели, конечности налились свинцовой тяжестью, голова безвольно упала на грудь. Но все это длилось только одно мгновение: уже через секунду динамик наушника на голове Виктора ожил треском раздавленного комка штукатурки. Оставленная примитивная сигнализация в виде включенного переговорного устройства сработала.

Сон, усталость — все как рукой сняло, Виктор, словно подброшенный пружиной, вскочил на ноги, на ходу ставя «ТТ» на боевой взвод. Несколько бесшумных шагов, и он встал у входа в комнату с оружием на изготовку, тенью слившись со стеной.

Ждать пришлось недолго, несколько секунд, и из соседней комнаты высунулся тонкий автоматный ствол с наростом пирамидальной мушки.

Савченко даже дышать перестал, превратившись в слух. Судя по доносившимся звукам, незваный гость был один, значит, можно не пороть горячку, взять «языка» и определиться (хоть примерно) с положением дел на данной территории.

Наконец в комнату вошел неизвестный. Виктор отчетливо видел его силуэт в форме армейского образца и прыжковых ботинках с высокими голенищами. Диверсант позволил ему сделать шаг вперед, потом встал позади и больно ткнул того стволом пистолета в затылок, со щелчком взводя курок. Для усиления эффекта ляпнул первое, что пришло на ум:

— Спокойно, Маша, я Дубровский.

Неизвестный замер, Савченко свободной рукой взялся за цевье автомата и, легко дернув, отобрал оружие. Но эффект неожиданности наступил чуть позже, когда прозвучал ответ на родном русском языке:

— Я не Маша, я Ульяна.

— Что?!

Тот, кого Виктор считал неизвестным мужиком, обернулся и оказался девушкой, и, как можно было разглядеть при скупом лунном свете, довольной симпатичной.

— Кто такая? — автоматически спросил диверсант, по-прежнему не опуская пистолет.

— Ульяна Перчеклий, офицер личной охраны полковника Фарука, — по-военному четко выпалила девушка, невольно выпячивая грудь.

— Как здесь оказалась?

— Во время бомбежки была контужена, лежала в госпитале. Когда город захватили мятежники, бежала, прихватив оружие. — Ульяна кивнула на автомат в руках мужчины, потом добавила: — Теперь здесь скрываюсь.

— Ну, вот мне и компания нашлась, — без особого восторга буркнул Савченко.

— Я не одна, со мной двое гражданских, — «обрадовала» его Ульяна.

— Отлично, компания разрастается в геометрической прогрессии. Чего завтра ожидать?

Появление брата и сестры Партер и особенно гипс на сломанных ногах Арчи не добавили Виктору оптимизма, а после того, как новые друзья по несчастью за несколько минут бесцеремонно расправились с половиной съестного, которого, по его подсчетам, хватило бы на десять дней, стало ясно: рассчитывать на детальную разведку границы не приходится.

— А как вы здесь оказались? — решившись, задала вопрос Ульяна.

— Как в романе Жюля Верна — волной смыло, — ухмыльнулся Савченко, покачав головой. Теперь у него, кроме собственных проблем, появилась новая — забота о женщинах и раненом.

— А как мы будем выбираться? — деловито вставила Мадлен, поправляя растрепанные волосы. К ней после позднего и неожиданного ужина вернулся оптимизм, и ее переполняла жажда деятельности. — До границы ведь недалеко, к тому же у нас есть транспорт.

— Есть, — согласился диверсант, — только нужно учитывать еще один фактор, что нас трое, плюс раненый, неспособный самостоятельно передвигаться. Даже если мы станем из себя изображать тамплиеров[15], вряд ли у нас выйдет что-то путное, — и указал на Арчибальда. Тот, поев и получив солидную порцию обезболивающих из аптечки «диких гусей», забылся глубоким сном.

— Оружие есть, значит, можем попытаться отбить у бандитов машину, — не сдавалась мальтийская англичанка, словно она не была воспитанницей Сорбонны, а с отличием окончила Вест-Пойнт[16].

— В таком случае возникает другая проблема: на той стороне нас обязательно повяжут пограничники, ведь границы с воюющей страной по международным законам закрывают.

— И что?! Мы иностранные граждане, волею судьбы оказавшиеся в эпицентре пожара гражданской войны!

— С вами действительно будет все в порядке, чего не скажешь о нас. — Виктор указал на Ульяну, та понимающе кивнула. Но ее подруга по несчастью не унималась:

— Это почему еще?

— Потому что вы — граждане свободного, цивилизованного мира, которые работали в Магрибистане по контракту. Наверняка найдутся и документы, подтверждающие ваши слова, и свидетели отыщутся. Европейская пресса вас выставит героями и мучениками (два в одном), с нами же поступят в точности до наоборот — объявят наемниками кровавого диктатора. И в лучшем случае — бросят в местную тюрьму, в худшем — выдадут повстанцам, ну, или отдадут Международному трибуналу в Гааге.

Последний вариант диверсанту нравился меньше всего, потому что до суда их через свои жернова пропустит североатлантическая контрразведка. А, как известно, на тайной войне шпионажа законов нет.

— Так что же нам делать? — внезапно упавшим голосом спросила англичанка.