— Скромен ты, Андрей Васильевич, на удивление, — покачал головой правитель, однако свиток забрал, протянул Адашеву. — Алексей Федорович, пищали в сей росписи сочти и все потребное боярину Выродкову отправь. Крепости во Владимире и Нижнем обдерите маленько для благого дела. Опосля вернем.

— Я вот что думаю, Иоанн Васильевич, — продолжил Зверев. — Наемников иноземных и стрельцов новонабранных надобно в Нижний Новгород направить. Пусть грузятся на корабли и к Свияжску плывут. Пушки заодно доставят. Дальше Иван Григорьевич их по месту определит. И роспись тоже надо ему отослать, вдруг она в единственном экземпляре? Что до остальных — ждать надобно, пока рати вместе соберутся, а уж потом выступать. Узнаем точно, сколько людей в армии будет, определимся, сколько припасов придется во время войны из Нижнего к Казани отправлять. Противника в неведении подержим — пусть расслабится. А потом всей силой и ударим. Дорога привычная, дойдем без помех. Командовать кто будет? Как бы ссор ненужных не возникло. Заранее определиться надобно.

— Про то мы уж обговаривали, — кивнул царь. — Сей список мною составлен, боярином Адашевым по разрядным книгам проверен, ни с единым воеводой никаких сомнений у нас нет… — Он опять прошел вокруг стола, выдернул еще свиток. — Вот, смотри!

В грамоте шло изрядное количество имен, не меньше полутора сотен, но главные командующие упоминались сверху — Зверев только крякнул от изумления.

Князь Петр Шуйский! Один из тех, кто пять лет назад пытался царевича Ивана зарезать.

Князь Горбатый-Шуйский — из той же компании.

Князь Михайло Воротынский — тот самый, про которого Андрей точно знал, что государя он два года тому пытался отравить, а его, князя Сакульского, к измене склонял. Дружба дружбой, но из песни слова не выкинуть.

Князь Василий Серебряный-Оболенский — тот, что в нарушение указа в прошлом году в Свияжске гарнизоном не встал.

Князь Петр Серебряный — это братец предыдущего.

Князь Андрей Курбский — предатель и подонок, продавшийся полякам.

Шах Шиг-Алей — предатель, не освобождавший из плена русских рабов и пытавшийся отложить Казань от московского царства.

Хоть князя Старицкого, извечного ненавистника царя, в списке не оказалось, и то ладно.

— Что скажешь, Андрей Васильевич? — забрал грамоту государь.

— Да уж, компания дружная, — признал Зверев. — Эти не поссорятся.

— Вот и славно, быть посему, — подвел итог Иоанн. — А ты со мной пойдешь, советником тебя назначаю. Коли не веришь никому, власти воеводской тебе доверять нельзя.

— Благодарю за доверие, государь, — на этот раз куда ниже поклонился Андрей.

— По делам и награда. Ступай.

Зверев поклонился еще раз и покинул палаты, пытаясь понять, насколько наладились его отношения с государем. С одной стороны, советник — должность почетная. С другой — то, как обставлялось назначение, особой гордости не вызывало. Одно можно было сказать точно: потраченным на Свияжск золотом его более никто и никогда не попрекнет.

— Здрав будь, Андрей Васильевич! Не зашиби!

— Иван Юрьевич! Сколько лет, сколько зим! — Князь с огромным удовольствием обнял своего побратима. — Как тут без меня?

— А ты рази не слышал? — обрадовался Кошкин. — Шиг-Алей, хитрец узкоглазый, власть в Казани порешил обманом удержать. Его тут попрекали нередко, что пленников никак не отпускает, а он отписывался: дескать, прячут от него татары рабов, а силу применить боится, дабы волнений ненужных избежать. Но видать, стол под ним шатался изрядно, и он разом с делом покончить захотел. Созвал семьдесят ханов и мурз виднейших на пир, подпоил изрядно, а потом взял всех, да и зарезал. Люди сказывали, два дня потеха длилась, да врут, вестимо. Чего там семьдесят животов вспороть? В четверть часа управиться можно. Да токмо супротив Алеевых ожиданий все наоборот пошло. Возмутились татары и его чуть не побили, вот хан в Москву и сбежал, от стола казанского отказался. Казанцы же послов прислали, стали от Иоанна другого наместника просить. Сказывали, не люб им боле Шиг-Алей. Убийца, дескать, вор и насильник. Государь им князя Микулинского послал. Татары поперва присягнули, ан опосля некие зачинщики числом небольшим бучу учинили… Как сия весть до Иоанна дошла, возмутился он без меры, за клятвопреступление обещал покарать без жалости. И зимы ждать не захотел, прямо счас войну решил затеять. Ну в тот же миг про тебя и вспомнил. Пока Адашев указы об исполчении сочинял, Иоанн для тебя самолично грамотку составил. Видать, уважает. Выделяет особо. Ты у государя уже был?

— Был.

— И как?

— Сказал, что человечек я никудышный, но в его личные советники сгожусь…

— Да ты что?! Из опалы да в советники?

— Другого, молвил, я недостоин.

— Шуткуете, князья? Одного не пойму, кто из вас все сие выдумывает.

Андрей развел руками.

— Ну мне тоже надобно за поручения ответ держать, — кивнул дьяк. — Ты помни, братчина уж собралась почти вся ради исполчения. Коли не загордился, заходи, побратим, пивка свежего попьем.

— Приду.

— Тоды до вечера… — Боярин Кошкин прижал Зверева к своей жаркой московской шубе, отпустил и пошел прочь.

— Значит, семьдесят гостей на пиру зарезал? — почесал в затылке Андрей. — Нечего сказать, образцовый слуга. Честный и умеющий вызывать доверие. Интересно, это Иоанн меня обманул или Шиг-Алей — Иоанна? Надо будет обмолвиться при случае…

Князь Сакульский думал, что добирался слишком медленно. Как бы не так! Боярское ополчение, созванное еще в начале апреля, к Москве подтягивалось до середины июня. Причем из мест, куда более близких, нежели потерянное средь озер карельское княжество: из Тулы, Можайска, Твери, Калуги. Рати съезжались, обосновывались на окружающих Москву полях, ставили палатки и юрты, вкапывали коновязи, выкладывали камнями очаги. Длинные обозы окружали стоянки, превращаясь в импровизированные станы. Телеги, возки, рыдваны, роспуски, тарантасы, подводы, колымаги, кибитки, дроги, двуколки — чего только не было во всем этом передвижном паноптикуме. Объединял гужевое разнообразие один признак: скорость. Разогнать их быстрее двух километров в час было весьма проблематично. Это значило, что до Казани обоз будет ползти не меньше двух месяцев.

— А в длину вытянется аккурат отсюда и до Арского поля, — сообщил при встрече с государем Зверев. — Просто атас… Рать могучая, да передвинуть ее с места на место без помощи джина из колдовской лампы никак не получится.

— Невнятные ты вещи сказываешь, — мотнул головой Иоанн. — Проще выражаться не можешь?

— Этот обоз запрудит нижегородскую дорогу насмерть. Мало того что сам будет еле двигаться, так еще и войскам окажется негде идти.

— Странно, — поджал губы государь. — Однако же ранее на Казань мы ходили без труда, и обозы нам не мешали.