Почему так случилось?

Это было все то же ощущение Смуты, надвигавшейся на страну. Наш великий историк Ключевский предсказывал: «Династия не доживет до своей политической смерти… вымрет раньше… нет — перестанет быть нужной и будет прогнана. В этом ее счастье, и несчастье для России и ее народа… притом повторное — России еще раз грозит бесцарствие и смутное время».

Именно поэтому вожди интеллигенции на уже упоминавшихся религиозно-философских собраниях пытались найти общий язык с официальной церковью — но безуспешно. И тогда решено было обратиться к сектам. Они верили (хотели верить), что в сектах (и прежде всего в могущественнейшей из них — хлыстовской) простые люди выражают истинные религиозные и народные чаяния. «Хлыстовство, — писал Пришвин, — подземная река… Внутри самой православной церкви… возникает огромное царство хлыстов, неуловимых, неопределенных».

Так появилась идея: союз между интеллигенцией и «духовной частью» народа (сектантами) сможет воспрепятствовать надвигавшейся буре. Секты — как мост в народ… «Нам нужно по-новому, по-своему идти в народ… Несомненно, что-то везде, во всех… совершается, зреет, и мы пойдем навстречу. И… переход к народу будет проще, естественнее через сектантов», — размышлял Мережковский.

Впоследствии интеллигенция будет издеваться над «царями» за их веру в темного мужика. Но тогда, как это ни парадоксально, она поверила в то же самое — в темные секты.

Но для рядового обывателя «хлыст» оставался носителем мистического разврата, религиозным преступником.

Распутин продолжает жить у Лохтиных. Генеральша стала, по сути, его секретарем. В ее салоне он завоевывает себе новых и новых поклонников. Через Лохтиных с ним познакомился Георгий Петрович Сазонов — почтенный либерал, автор множества исследований по экономическим вопросам, издатель прогрессивных журналов, который стал фанатичным почитателем «отца Григория».

В 1917 году Сазонов, как и другие поклонники Распутина, был вызван в Чрезвычайную комиссию. В «Том Деле» остались его показания:

«Мы (семья Сазонова. — Э. Р.) старые знакомые семьи Лохтиных — инженера Владимира Михайловича Лохтина, его жены Ольги Владимировны и их дочери Людмилы… Ольга Владимировна позвонила к нам и сообщила, что Григорий Ефимович Распутин просит разрешения приехать к нам…»

Так началась эта дружба. Сазонов описывает Распутина: «Он производил впечатление человека нервного… не мог спокойно усидеть на месте, дергался, двигал руками… говорил отрывисто, по большей части бессвязно». Но «в глазах его светилась особая сила, которая и действовала на тех, кто… особо подвержен чужому влиянию».

В то время вокруг Распутина уже собрался кружок фанатичных почитательниц. «Женщины, окружавшие его, относились к нему с мистическим обожанием, называли „отцом“, целовали руку». Но главное, что восхищало глубоко верующего Сазонова (как и его друга Лохтина), — это столь редкая в те годы «искренняя религиозность» Распутина. «Эта религиозность не была напускной, и Распутин не рисовался. Прислуга наша, когда Распутин, случалось, ночевал у нас… говорила, что по ночам Распутин не спит, а молится… Когда мы жили на даче, дети видели его в лесу, погруженного в молитву… Соседка генеральша, которая без отвращения не могла слышать его имя, не поленилась пойти за ребятишками в лес, и действительно, хотя прошел час, она увидела Распутина, погруженного в молитву».

В те годы (до 1913-го), как утверждает Сазонов, Распутин совсем не употребляет спиртного, не ест мяса, соблюдает все посты. «Этот период жизни Распутина я могу назвать периодом стяжания им известной духовной высоты, с которой он потом скатился».

Впоследствии восхищенный Сазонов пригласит «отца Григория» пожить у него — в огромной барской квартире. И мужик повторит свой опыт жизни у Лохтиных. Так будет написано в сводках секретного наблюдения: «В 1912 году он проживал… в квартире, занимаемой издателем журнала „Экономист России“ Георгием Петровым Сазоновым и его женой. С последней Распутин, по-видимому, состоит в любовных отношениях».

Но, зная искреннюю религиозность Распутина, Сазонов никогда не смог бы в это поверить (как не мог в это поверить и муж Ольги Лохтиной). Ни Сазонов, ни Лохтин не понимали до конца этого загадочного человека.

И отношения Распутина с «царями» по-прежнему окружены тайной. В Петербурге он почти не рассказывает о своих встречах с Царской Семьей — он осторожен. Даже друг Сазонов мало что может об этом поведать, разве то, что мужик называет Государыню и Государя «мамой» и «папой» — ибо они и есть «родители, которых Господь поставил блюсти и заботиться о русской земле»… Распутин еще не начал пить, не стал словоохотлив. Лишь один «сенсационный» рассказ Сазонова о нем отмечен в «Том Деле»: «С обожанием, по-видимому, относилась к нему царица… Он рассказывал мне следующий факт — он шел по петергофскому парку, а навстречу ехала царица… Завидев его, она приказала остановить лошадей, кинулась навстречу и в присутствии всех, бывших в парке, поцеловала у него руку».

История о целовании рук Распутину «царями» пошла по петербургским салонам и впоследствии не раз возникнет в допросах Чрезвычайной комиссии. Вырубова и другая подруга царицы, Юлия Ден, близко знавшие Распутина и Царскую Семью, будут это горячо отрицать… Им придется слукавить, ибо не могли они объяснить непосвященным, что смирение гордыни, которое проповедовал мужик, было близко и Аликс, и Ники. Христос, омывающий ноги своим ученикам, и цари, целующие руку простого крестьянина, которая, по словам Распутина, «всех вас кормит», — все это было так понятно религиозной Царской Семье.

Впрочем, тогда, в 1910 году, у Распутина объявились поклонники еще занимательней — его преданным почитателем становится Владимир Бонч-Бруевич, «Бонч», как звали его друзья, — большой знаток русского сектантства, автор множества работ по церковному расколу и ересям. Но не этим он войдет в историю России. Исследователь ересей был активным членом подпольной партии большевиков, ближайшим сподвижником Ленина — и через каких-то семь лет станет одним из вождей советской России, управляющим делами Совнаркома.

Восторженный интерес большевика-подпольщика к Распутину понятен. В уже упоминавшемся докладе, который сделал Ленин на втором съезде РСДРП, был целый панегирик… секте хлыстов! Владимир Ильич объяснял: «С политической точки зрения хлысты потому заслуживают полного нашего внимания, что являются страстными ненавистниками всего, что только исходит от „начальства“, т. е. правительства… Я убежден, что при тактичном сближении революционеров с хлыстами мы можем приобрести там очень много друзей…»

Эту часть доклада написал Ленину авторитетный специалист Бонч. И когда против Распутина начнутся гонения за хлыстовство, он тотчас заявит: «Распутин к секте хлыстов не принадлежит». Член одной тайной организации должен был защищать члена другой тайной организации. Должен был защищать возможных «друзей»…

В разгар увлечения мужиком среди его почитателей оказались члены некоей семьи, знакомство с которой принесет Распутину много радости и удач, но впоследствии погубит его.