Подробные сведения о коронации Марины Мнишек собрал Станислав Немоевский, тоже бывший в этот день на кремлевской площади и допущенный в Успенский собор среди немногих друзей сандомирского воеводы. Немоевский писал, что распорядители с русской стороны больше всего боялись, как бы не произошло осквернение храма. Особое подозрение вызывал посол Николай Олесницкий, гордо ходивший повсюду в своей «магерке с перьями». К нему как бы невзначай подошел «канцлер» Афанасий Власьев и предложил подержать посольскую шапку, после чего быстро передал ее слуге, чтобы магерку вынесли из церкви. На все просьбы посла вернуть шапку дьяк Афанасий Власьев отговаривался и отшучивался: «будет», «уже скоро будет», «однако в церкви теперь не студено», «солнце тебя также не освещает, и ты видишь, здесь никто на голове не имеет шапки». То, что это не была глупая игра, понимали и поляки: посольский дьяк пытался тем самым предотвратить возможные казусы, «чтобы посол не надел шапки на голову, с неуважением места, действия и особы великого князя». Случившееся, по словам Немоевского, очень повеселило москвичей; они говорили: «Надули мы литву».

Описание церемонии коронации Марины Мнишек было сделано Станиславом Немоевским в ссылке в Ростове, и это первое «надувательство», как и последующие пережитые потрясения, наложило свой отпечаток на его рассказ. Особенно ему не понравилась служба, которую он воспринял как «бормотание», запомнив, что из пения священников «по книгам» ничего «нельзя было понять, кроме одного “Господи, помилуй”, так как они повторяли это более ста раз» (сейчас чин такой молитвы сохранился в старообрядческой церкви). «Когда они замолкли, – описывал Станислав Немоевский обряд возложения русской короны на Марину Мнишек, – двое старейших владык взяли корону, которая стояла перед алтарем на позолоченной миске, затем бармы, что на другой, и понесли на трон к патриарху, который, благословив и окадив корону, возложил ее на голову стоявшей великой княгини и, благословив ее самое, поцеловал в плечо. За сим, наклонивши голову, великая княгиня со своей стороны поцеловала его в жемчужную митру. Как скоро патриарх отошел на свое место, все владыки попарно поднимались на трон и благословляли великую княгиню, касаясь ее двумя пальцами – ее чела и плечей, крестом; взаимное же целование с владыками отбывалось тем же порядком, как с патриархом». Тем же порядком на «царицу» (которая в описании Немоевского корректно, с королевской точки зрения, называется «великой княгиней») возложили бармы. Царь Дмитрий Иванович слушал обедню стоя на своем царском месте у боковых дверей («сделанном, наподобие церковной кафедры»), а Марину Мнишек «с несколькими дамами провели в занавес, за алтарь». Дальше в дело снова вступил дьяк Афанасий Власьев, которому, видимо, поручили наблюдать за соотечественниками Марины Мнишек в Успенском соборе. Станислав Немоевский писал: «После этого подошел к нам, полякам, канцлер Афанасий с просьбой выйти наперед из церкви, говоря, что и государь уже имел выйти. Мы удовлетворили его требование; но государь задержался в церкви, а двери за нами заперли. Спрашиваем мы, что же там будут делать с нашей девицей? Но москвитяне нас утешают:

– Не бойтесь, ей ничего не будет!

Позже мы узнали, что государь приказал нам выйти затем, что устыдился брачной церемонии, которая, как передавали нам после наши дамы, что оставались при государыне, была такова: оба стали пред патриархом, который, благословив, дал им по кусочку хлеба, чтобы ели, потом чашечку вина; наперед пила государыня; что осталось, то, взяв от нее, выпил государь, а чашечку бросил о землю на сукно; но она не разбилась, и патриарх ее растоптал, и такими церемониями бракосочетание закончилось» [115].

Другие польские свидетели торжественной коронации, например автор «Дневника Марины Мнишек», говорили о миропомазании по греческому обряду. В рукописи Яна Велевицкого, основанной на свидетельствах духовных лиц из свиты Марины Мнишек, тоже содержится прямое указание на этот обряд: «Она была принята патриархом и духовенством московским, которое, встав в ряды, ожидали ее внутри храма. Потом она была помазана и коронована по обряду церкви греческой и после одного или двух часов отвезена обратно во дворец с той же пышностью» [116].

Все, что видели гости из Речи Посполитой, не противоречит «Чину» свадьбы царя Дмитрия Ивановича с «государынею» Марией Юрьевной. Только в нем предусмотрена еще одна часть церемониала – «обрученье», предшествовавшее венчанию на царство и свадьбе. Если сопоставить свадебный «Чин» с польскими известиями, то получится, что они описывают то, что произошло после обручения, совершившегося в «столовой избе», где рождественский протопоп говорил «молитвы обручалные по чину». Именно туда Марина Мнишек шла в сопровождении отца и княжны Мстиславской, именно там было предписано «быть у обручанья одному воеводе сендомирскому, да тем, которые в поезду». Все остальные главные свидетели обряда, включая «воеводиных приятелей и литовских послов», должны были дожидаться в этот момент «государева выхода в Золотой палате».

После обручения царь Дмитрий Иванович и царица Мария Юрьевна шли в Грановитую палату, где их встречал тысяцкий (одно из главных действующих лиц в свадебном обряде) боярин князь Василий Иванович Шуйский. Будущий царь, всего через девять дней возглавивший кровавый переворот в Москве, говорил речь, обращаясь к Марине Мнишек в таких выражениях: «А наяснейшая и великая государыня цесарева и великая княгиня Марья Юрьевна всеа Русии!» Он подтверждал, что «обручанье ваше цесарское ныне свершилось», и приглашал царицу к венчанию на царство, точнее на русский престол, ставший по желанию царя Дмитрия Ивановича не просто царским, а императорским. «И вам бы, наяснейшей и великой государыне нашей, – говорил тысяцкий, – по Божьей милости, и по изволенью великого государя нашего его цесарского величества, вступите на свой царский маестат [117], и быти с ним великим государем на своих преславных государствах». Только после этого «цесарь» и «цесаревна», сев на свои царские места, принимали в Грановитой палате послов Речи Посполитой Николая Олесницкого и Александра Госевского, а также родственников и друзей сандомирского воеводы Юрия Мнишка по поданному им списку.

Из Грановитой палаты все должны были прошествовать в Успенский собор, где состоялось венчание Марины Мнишек на царство: «цесарь» Дмитрий Иванович и «цесарева» Мария Юрьевна «пойдут в соборную церковь по ряду; а вести государя под правую руку воеводе сендомирскому, а государыню вести под левую руку Мстиславской княгине» [118]. Это именно та часть церемонии, которую могла видеть вся свита сандомирского воеводы Юрия Мнишка (проход царя и царицы к Успенскому собору изображен также на упомянутой картине из Государственного исторического музея). Только в «Чин» были внесены на ходу изменения, и воевода Юрий Мнишек уступил честь вести по правую руку царя в Успенский собор послу Речи Посполитой Николаю Олесницкому.