всю посуду. Благополучно снес тарелки в раковину, надел фартук и занялся делом.

На пятой тарелке Женя заплакал. Людская неблагодарность жгла ему душу. Он шмыгал носом, утирался запястьем, размазывая по щекам обильные слезы, и при этом тщательно намыливал посуду гелем для душа, который обнаружил в ванной, и так же тщательно ее споласкивал.

Вышла только одна неувязка: Женя никогда раньше не бывал в квартирах со встроенным мусоропроводом. И потому решил, что расположенный рядом с мойкой ящик с автоматической дверцей является просто-напросто удобной сушкой для чистой посуды. Куда старательно и сложил весь фарфоровый обеденный сервиз.

Катя дулась, что ее раньше других утащили с такой уморительной тусовки. Но дулась недолго. Домой приехали не очень поздно, посидели на кухне, выпили чаю, повспоминали вечеринку, которая уже казалась невероятно смешной. Закусывая губы и делая круглые глаза, представляли реакцию несчастных родителей, которые, скорее всего, уже сейчас разгребают последствия дня рождения дочери.

Разошлись по комнатам за полночь и в сон провалились почти мгновенно.

А на следующий день случилась ссора, которая словно открыла дверь ожидавшим своей очереди неприятностям и бедам.

16

Все началось с пустяка. Утром Катерина, собираясь на факультет, порвала любимую старую блузку. Стала судорожно, уже опаздывая, рыться в шкафу в поисках замены. Как назло, ничего не подходило к той юбке, в которой именно сегодня ей очень хотелось пощеголять. Юбка была новая: узкая, с длинным разрезом сзади, терракотового цвета, подобрать к ней верх было делом действительно не самым простым. Кирилл, желая утешить жену, посоветовал ей надеть джинсы, за что был гневно обвинен в том, что ничего не понимает ни в одежде, ни в женском настроении, ни в жизни вообще. Кирилл, все еще пытаясь облечь назревающую драму в шутку, заявил, что, конечно, куда нам, мужикам, разбираться в тонких материях. Правда, есть и у нас свои заботы, но не такие, естественно, важные — скорее, пустячные — обеспечить, например, семью, заработать на эти самые тонкие материи. Молодой муж никак не предполагал, что это его заявление повлечет за собой оскорбительную тираду Катьки.

— Обеспечить семью, да? — тихим голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказала Катя. — Ну и как же ты ее, скажи на милость, обеспечиваешь? А, Кирилл? Если твоей жене приходится на собственные сэкономленные деньги покупать себе одежду?

Кирилл смешался.

— Ты же знаешь, что большую часть зарплаты я отдаю твоим родителям. — Он невольно впал в оправдательный тон, и это Катю только подхлестнуло.

— Хороша же зарплата, если ее не хватает даже на самое необходимое! Ты видел, в чем я проходила всю зиму? В дырявых ботинках! С вечно мокрыми ногами! — Она еще успела подумать, что зря это говорит, что явно преувеличивает, еще успела заметить на лице Кирилла растерянность, на глазах сменяющуюся упрямым и непроницаемым выражением, но ее уже понесло. — Муж! — закричала она. — Защитник! Надежда и опора! Тогда почему, ответь мне, мы живем на шее у моих родителей, почему даже не всегда можем зайти в кафе. Вечно одно и то же — нет денег, нет денег! А жизнь, между прочим, проходит. Лучшие годы!

— Ты, Катя, сначала подумай, что говоришь, — медленно и отчетливо произнес Кирилл. Он стоял бледный и весь какой-то неподвижный. — Подумай, — повторил напряженно, нагнулся за сумкой, подхватил ее и вышел из комнаты. Двигался скованно, точно боялся отпустить внутреннюю пружину.

Во внезапно наступившей тишине громко хлопнула входная дверь. Катя устало опустилась на софу.

— Черт! — громко сказала она. — Черт, черт, черт…

К ней в комнату заглянула Лиза, увидела сестру, сидящую на неубранной постели в красивой узкой юбке и в лифчике, с потерянным, но вместе с тем упрямым выражением лица.

— Что происходит?

— Да так, — Катя привычно махнула рукой. — Милые бранятся — только тешатся.

Встала, стянула юбку, надела джинсы. Теперь ей было все равно, в чем идти, только бы поскорее убежать из дома, подальше от вопросов и сочувственных взглядов. Вспышка раздражения и злости угасла. Теперь Катя понимала, что перегнула палку, но признать себя виноватой уж очень не хотелось.

— Кать, — несмело сказала Лиза, — Кириллу ведь и так нелегко…

— Да все нормально! — Катя невольно повысила голос и почувствовала, как вновь зашевелилось раздражение. — Опаздываю. До вечера.

И поспешила вылететь из квартиры. Она так ушла в себя, что не сразу заметила, как вслед ей по улице тронулась машина. Катя спешила на метро, до начала занятий оставалось полчаса, а ехать никак не меньше сорока минут. Да еще в толчее и духоте. Такси, что ли, поймать на последние деньги, тоскливо подумала она и оглянулась в поисках машины, — и вот в этот момент наткнулась взглядом на выходившего из автомобиля Артема.

— А я за тобой, — сказал он. — Оказался в ваших краях и тебя увидел. Может, думаю, подвезти? — Артем усмехнулся. Он не сомневался, что Катя согласится.

На краткий миг ей захотелось послать его подальше за эту самоуверенную ухмылку. Но тут же себя и одернула: опаздываю, раз, и чем «мерседес» хуже метрополитена, два.

— Подвезти, — круто развернулась и, не дожидаясь, пока хозяин откроет ей дверцу, быстро уселась на переднее сиденье.

Вечером дома установилось нехорошее молчание. Молчала Лиза, потому что не хотела вмешивать родителей в ссору молодых. Молчал Кирилл, потому что ждал от Кати извинений за утреннюю вспышку. Молчала и Катерина, потому что виниться перед мужем не думала, — напротив, ожидала, что это он приползет к ней на коленях и станет молить о пощаде и прощении. И злилась, что Кирилл этого не делает.

Промолчали весь вечер. Чувствуя, что происходит что-то неладное, Любовь Константиновна и Никита Владимирович задали несколько неловких вопросов, не получили на них внятных ответов и уединились в своей комнате — почитать. Наблюдать непонятный им заговор молчания было не особо приятно. Скоро в своей комнате скрылась и Катерина, стала кому-то названивать. В гостиной, или в Лизиной «опочивальне», как она сама иной раз называла свое новое пристанище, остались Кирилл и Лиза. Обоим было неловко. Однако Кирилл не хотел идти вслед за женой: в замкнутом пространстве он не выдержал бы и начал объясняться, потому что молчать не очень умел. И значит, пришлось бы принимать всю вину на себя, просить прощения, так как в данной ситуации это являлось единственным путем к примирению. Кирилл соглашаться с таким положением вещей не хотел. Ну а Лизе просто некуда было деваться.

— Может, телевизор посмотрим? — предложила Лиза, надеясь, что какой-нибудь фильм избавит их от необходимости разговора.

— Давай, — без энтузиазма кивнул Кирилл.

Лиза включила телевизор и, надо