ли купила. Получалось, что все. Однако на сердце по-прежнему было беспокойно, словно забыла что-то важное.

А в электричке Лиза даже немного поспала. Без сновидений, коротким глубоким сном. Когда открыла глаза, ощутила бодрость. Ощущение безнадежности, накатившее после ночного сна и утреннего звонка, исчезло. Теперь чувствовала себя сильной и нужной, стала с нетерпением поглядывать в окно, скоро ли ее станция. Хотелось поскорее увидеть бабушку, обнять ее ставшее хрупким тело, поцеловать в морщинистую щеку, почувствовав на губах старчески нежную кожу.

Наконец, поезд замедлил ход. Подъезжали. Лиза с легким оханьем подняла сумку, глянула в окно, тут же увидела Толю и заспешила к выходу.

Он тоже сразу заметил ее, подбежал, взял поклажу.

— Ну, вот и свиделись, — сказал с улыбкой.

Лиза прильнула к нему. Толя обнял ее одной рукой (в другой был ее багаж), и так постояли — как два очень близких человека, которые надолго разлучались.

— Как бабушка?

— Сегодня получше, — охотно ответил он. — А вчера напугала всех.

— А что же ты вчера не позвонил? — Они уже шли по дороге.

— Не хотел срывать вас на ночь глядя. Ты не беспокойся, — поспешно добавил он. — Я с ней сидел.

— Спасибо тебе, Толя, — Лиза ему улыбнулась. — Ты становишься нашим ангелом-хранителем.

— Это вы, Елизавета Никитична, сильно преувеличиваете, — сказал он, усмехаясь, однако видно было, что слова Лизы его приятно удивили.

Бабушка поднялась навстречу с причитаниями:

— Лизанька, детка, да что же ты примчалась, со мной все в порядке, я и Толе говорила: не звони моим, нечего их тревожить, а он не послушал, а мне сегодня совсем уже и хорошо… — Слова сыпались из Нины Григорьевны без пауз, словно она долго копила их, а сейчас в один момент выпустила из заточения.

— Ты как будто и не рада меня видеть, — с легким упреком сказала Лиза, обнимая бабушку.

— Что ты, что ты, — всерьез испугалась бабушка. — Как можно говорить такое.

— Тогда слушай меня. Ты сейчас же идешь в постель. Тебе лежать надо. — Голос Лизы приобрел твердость, Нина Григорьевна, робко посмотрев на внучку, перечить не решилась.

Однако, укладывая свое уже не очень послушное тело в постель, не удержалась, поворчала немного. А кто же работать будет? И в огороде дел полно, и в саду, и землю к посадкам пора готовить… Но скорее так, для порядка.

Забота внучки очень тронула ее, и, когда Лиза ненадолго вышла из комнаты, бабушка тихонько, чуть воровато вытерла глаза уголком пододеяльника.

Дел и правда оказалось полно. Они цепко ухватили Лизу и закружили ее, не давая опомниться. Дни мелькали. Если вдруг выдавалась свободная минута, то в такие моменты внучка сидела с бабушкой, болтала с ней о пустяках, разгадывала кроссворды. Причем Нина Григорьевна, по большей части не знавшая заковыристых слов, порой отвечала будто и невпопад, а точно или вспоминала из своей молодости что-то такое, о чем Лиза и понятия не имела, при этом категорично заявляя: ну как же ты не знаешь, быть такого не может.

Иногда по вечерам заходил Толя. Лиза накрывала стол, садились ужинать. Толя рассказывал деревенские новости, в основном из желания повеселить Нину Григорьевну, — он оказался хорошим рассказчиком. Над историей о том, как поссорились Маланья Кузьминична с Агафьей Тихоновной, две самые крикливые бабы в деревне, хохотали до слез, хотя сама история была довольно-таки незамысловатой. Маланье привезли телегу с навозом, а разворачиваться для заезда на ее огород стали перед домом Агафьи. Колесо телеги возьми да и попади в глубокую весеннюю колею, телега опрокинулась, повалила забор и вместо огорода Маланьи крепко унавозила двор Агафьи. Та схватила в сарае топор и бросилась на зловредную соседку, но не добежала — поскользнулась на навозе, благодаря чему обошлось без крови, зато крику было на всю округу.

Когда бабушка засыпала, Лиза с Толей сидели на веранде, негромко переговаривались. Толя, немного стыдясь своего скудного образования, просил девушку давать ему книги, которые стоит почитать. Та охотно снабжала его и потом, когда парень, проглотив очередной том, снова приходил к ним в гости, они обсуждали прочитанное до хрипоты. Восприятие Толи, не испорченное шаблонными мнениями, часто не совпадало с оценками Лизы, его суждения оказывались неожиданными и даже, на первый взгляд, вздорными, однако, выслушав его доводы, девушка нередко с Толей соглашалась, не уставая удивляться про себя его оригинальному уму.

Однажды он со смехом признался ей, что совсем бросил пить, из-за чего его авторитет среди старых друзей начал стремительно падать. Вышел даже крупный разговор на тему: нас на бабу променял. Однако, прочитав перед изумленной публикой короткую лекцию по философии пития, Толя и инцидент замял, и лидерство свое сохранил.

В этих тихих задушевных вечерах было нечто идиллическое. Лиза часто вспоминала Катю с Кириллом, их неровную жизнь. И казалось ей, что Москва с ее бесконечной суетой и маетой незаметно разъедает в людях их истинную суть, заменяя ее завистью, карьеризмом и озлобленностью. Что блеск столичной жизни напоминает яркий блеск золота, но золота всего лишь самоварного.

Через день ходила на станцию звонить домой, узнавала новости и каждый раз откладывала свою поездку в Москву. Однако из последнего разговора с Катей стало ясно, что надо показаться на факультете: в мае намечалась научная студенческая конференция и на кафедре ждали от Лизы заявки. Так что огород огородом, а съездить в Москву придется. Тем более что бабушка в последнее время чувствовала себя вполне прилично.

Ехать решила на следующий день.

18

Москва встретила Лизу городским гамом и гарью. Вначале девушка была поражена ощущением, что, оказывается, очень отвыкла. Затем на смену пришла неловкость: от слишком простой одежды, от рук, в трещинки которых въелась земля, от отсутствия прически — уже месяца четыре не была у парикмахера. Обилие красивых, надушенных, празднично одетых людей смущало. Она никак не представляла, что настолько забыла город.

Пообещала себе, что первым делом примет ванну и сделает маникюр.

Подходя к дому, уже предвкушала это немалое удовольствие, которого так не хватало в деревне. И грустно думала: городской я человек.

Гипсовый мальчик с вытянутой рукой пропал. Теперь ретивая местная администрация соорудила на пустыре немыслимую детскую площадку: то ли лабиринт из силикатного кирпича, то ли небольшой тюремный дворик для особо проказливых, то ли воплощение кошмара, приснившегося префекту округа.

Детей видно не было. Зато владельцы собак явно сооружение одобрили. Лиза раздраженно отвернулась, и тут ее внимание привлек темно-зеленый глазастый «мерседес», затормозивший у первого подъезда их дома. Лиза вспомнила, что и раньше, еще зимой, несколько раз видела эту машину. Невольно