— Иди сюда, — приказал он ей, как собаке.

Элис не двинулась, по-прежнему лежа на краю кровати.

— Я спала, — возразила она.

— Ты уже не спишь, мы тут вдвоем, так что давай заделаем милого ребеночка, чтобы мой отец порадовался. А? — В его голосе слышалась горечь. — Вот все, что нам нужно, дорогая Элис. Так что давай помогай мне. Это недолго, потом можешь снова заснуть. А с утра опять транжирить мои деньги у торговцев свитками.

Все стало ясно. Он был у отца, и тот опять ворчал, что до сих пор нет наследника. А Элис накануне купила не один, а два древних свитка, довольно дорогих. Оба были с островов Пряностей. Она не смогла разобрать в них ни слова, но поняла, что на рисунках изображены Старшие. Вполне логично, подумала Элис: если Старшие в древние времена жили на Проклятых берегах, у них были торговые партнеры, которые могли оставить записи о сделках. Она давно искала такие старые записи. Свитки с островов Пряностей оказались первой стоящей находкой. Цена неприятно поразила, но заполучить их было необходимо. И Элис заплатила.

А ночью ей пришлось заплатить еще раз — и за то, что нет детей, и за то, что она преумножает свою библиотеку. Если бы Элис не засиделась допоздна над последними приобретениями, то Гест просто получил бы свое. Но она устала, и ее вдруг сильно задело отношение мужа к этой стороне их жизни.

И она сказала то, чего раньше никогда не говорила:

— Нет. Может быть, завтра ночью.

Он уставился на нее. Сквозь темноту она ощущала его злой взгляд.

— Это не тебе решать, — грубо сказал он.

— Но и не тебе одному, — возразила она и вознамерилась встать с кровати.

— Сегодня, сейчас, — сказал он и внезапно схватил ее за руку, повалил на спину и прижал к постели всем телом.

Она попыталась вырваться, но он впился пальцами ей в плечи и удержал. Элис поняла, что сбежать не получится.

— Пусти! — яростно захрипела она.

— Сейчас, — с нажимом повторил он. — Если не будешь сопротивляться, я не сделаю тебе больно.

Он солгал. Даже после того, как она уступила и отвернулась, он не ослабил хватку и грубо вошел в нее. От боли и унижения Элис казалось, что ему потребовалась вечность, чтобы кончить. Она не плакала. Когда он откатился от нее и сел на краю кровати, она лежала молча, с сухими глазами.

Он посидел в темноте и тишине, потом встал. Послышался шелест ткани — он оделся.

— Если нам повезло, то не придется больше проходить через такое, — сухо сказал он.

Никогда он не говорил с ней так искренне.

Гест ушел. Уснуть Элис не смогла и провела остаток ночи, размышляя об их поддельном браке. Вообще муж редко бывал так груб с ней. Их отношения в постели были обезличенными и деловыми. Гест приходил в спальню, объявлял о намерениях, совокуплялся с ней и уходил. За четыре года он ни разу не оставался с ней спать. Никогда не целовал ее, не касался ее тела с желанием.

Она пыталась угождать ему. Мазалась благовониями, перебирала ночные рубашки разных фасонов. Даже попыталась быть соблазнительной — пришла как-то вечером к нему в кабинет и попробовала его обнять. Он не оттолкнул ее. Просто встал, сказал, что занят, проводил до выхода и захлопнул за ней дверь. Элис заплакала и убежала к себе.

Месяц спустя она снова осрамилась. Когда Гест взобрался на нее, она его обняла и потянулась поцеловать. Он отвернулся. Повинуясь телу, она попыталась, насколько это было возможно, получить удовольствие от прикосновений мужа. Тот не отозвался на ее готовность и, закончив, откатился, игнорируя ее намерение обняться.

— Пожалуйста, Элис, не ставь нас обоих в глупое положение, — спокойно сказал он и закрыл за собой дверь.

При мысли о тех неудавшихся попытках соблазнения кровь бросилась ей в лицо. Безразличие Геста всегда ранило Элис, но прошлой ночью, когда он показал, что может, если пожелает, применить силу, ей пришлось окончательно признать весь ужас своего положения. Гест изменился. В последний год он стал вести себя с ней резче. Начал на людях отпускать колкости на ее счет. Те мелкие знаки внимания, которые каждая женщина вправе ожидать от своего мужа, совершенно исчезли. Раньше он хотя и через силу, но проявлял заботу о ней при посторонних, предлагал руку, когда они шли рядом, подсаживал в карету. Теперь исчезло и это.

Прошлой ночью безразличие впервые сменила жестокость.

Даже драгоценные свитки с островов Пряностей не стоят того, что ей пришлось вынести! Пора покончить с этой игрой. У нее есть свидетельства его неверности. Пришло время заявить о них, чтобы объявить недействительным брачный контракт.

Свидетельства были весьма очевидны. Первым стал счет, который по ошибке принесли ей, а не Гесту. То оказался счет за очень дорогой лосьон, которого Элис никогда не покупала. На ее вопрос продавец предъявил заказ на доставку, подписанный Гестом. Элис заплатила и сохранила все бумаги. Позже обнаружилось, что Гест платит за аренду домика за городом, среди мелких хозяйств, где в основном обитали поселенцы с Трех Кораблей. Последним в списке было новое кольцо, которое она этой ночью заметила у Геста на руке, — оно царапало ей кожу, когда тот держал ее за руки. Гест любил украшения и часто носил кольца. Но он предпочитал массивное серебро, а это кольцо было золотым, с небольшим камнем. Элис точно знала, что сам Гест вряд ли купил бы себе такое.

Теперь ей все стало ясно. Гест женился на ней, только чтобы успокоить семью. Чтобы предъявить всему свету достойную жену из старинного семейства торговцев. Финбоки никогда не приняли бы невестку из семьи поселенцев с Трех Кораблей и никогда не признали бы ее ребенка своим наследником. Лосьон наверняка был подарком любовнице. Кольцо — ее подарком. Гест изменил. Он нарушил контракт, и Элис может воспользоваться этим, чтобы освободиться от супружества.

Ее ждет бедность. Конечно, будет отступное от его семьи, но Элис не обманывала себя — на этот доход она не сможет жить так, как жила в доме мужа. Ей придется переехать на клочок земли, который достался ей в приданое, и вести скромную жизнь. Разумеется, у нее будет ее работа и…

Дверь открылась. Вошел Седрик, он над чем-то смеялся и отвечал Гесту через плечо. Потом повернул голову и увидел ее.

— Доброе утро, Элис!

— Доброе утро, Седрик.

Слова сами слетели с языка, это была привычная любезность.

Гест посмотрел на нее. Он был недоволен, что жена все еще здесь, за столом. И тут Элис словно со стороны услышала собственный голос:

— Ты мне изменил. Это делает недействительным наш брачный контракт. Дай мне уйти тихо, иначе я пойду в Совет торговцев и предъявлю свои доказательства.

Седрик в этот момент как раз садился. Он шлепнулся на стул и в ужасе уставился на нее. Элис вдруг стало неловко, что ему приходится при этом присутствовать.

— Ты не обязан оставаться, Седрик. Прошу прощения, что вынудила тебя участвовать в этом.