следующий день Оливье покинул Валькроз. Ни разу не обернувшись назад, он последовал на зов своей судьбы. Через полгода, в Марселе, он взошел на борт тамплиерской галеры, которая направлялась в Сен-Жан-д'Акр...

Он будет находиться там три года, до самого последнего боя — легендарного и безнадежного. После невероятных примеров доблести и смерти Великого магистра Гийома де Боже Храму пришлось навсегда оставить Святую землю, помня лишь о блистательном и долгом высоком служении Господу.

Оставшиеся в живых отступили на Кипр. Именно на этом острове в 1292 году Великим магистром был избран рыцарь из Франш-Конте по имени Жак де Моле.

Часть первая

Именем короля!

Глава I

Крипта под водами пруда

Начинаясь в массивной стене, лестница уходила Прямо в подпол. Ее ступеньки, слегка выщербленные из-за множества хождений вверх и вниз, слегка кривились под ногами, но спуск не представлял ни малейших трудностей, ибо здесь все освещалось факелом, прикрепленным к стене кольцом, и не было следов сырости. Так и должно было быть, ведь лестница вела в подвал, где хранились бочки, кадки, мешки с солью, горшки с оливковым маслом и прочая провизия! Брат Рауль прошел по ней до огромной бочки, которая была придвинута вплотную к стене. Здесь он передал Оливье факел, зажженный от плошки с огнем на лестнице, и наклонился, чтобы нажать нечто, невидимое для его спутников. Гигантская бочка отошла от стены с поразительной легкостью, открыв отверстие, в которое решительно направился монах.

— Идемте, — сказал он, — и запаситесь терпением! Нам предстоит небольшая прогулка...

Не ответив, но одобрительно кивнув в знак согласия, Оливье и Эрве последовали за ним. Сначала они спустились на несколько ступенек, ведущих в подземелье с крутым каменным сводом, которое терялось во мраке, куда уже не проникал свет факела. Из осторожности брат Рауль дал рыцарям дополнительные факелы. Они двинулись вперед и шли какое-то время, которое казалось посетителям бесконечным, но на самом деле заняло всего пять минут. Удивительная вещь: в подполе дома, окруженного лесом с многочисленными прудами, было абсолютно сухо. Как и в следующей пещере, куда брат Рауль свернул, описав круг.

Пещера была пуста. Здесь не было ничего, кроме поставленных в круг плит песчаника. Подойдя к нему, оба тамплиера увидели, что это колодец, но совсем не похожий на обычный. Его каменное дно без малейших признаков воды находилось в футах пятнадцати от пола. Еще одна особенность: внутри, недалеко от края, находились железные скобы.

— Вот тут и нужно спуститься, — объявил брат Рауль.

Не дожидаясь вопросов от двух своих спутников, он направился к темному углу пещеры, а затем вернулся оттуда с веревочной лестницей и лампой с толстой свечой, которую он зажег. Повесив лампу себе на шею, он закрепил края лестницы за скобы и стал спускаться. Тамплиеры следили за ним с некоторой тревогой. Лестница была длиннее колодца, и ее веревочные ступени образовали на дне небольшую горку.

— Что он собирается там делать? — прошептал

Эрве д'Ольнэ, на что Оливье ответил легким пожатием плеч, а его друг продолжал, вытаращив от изумления глаза: — О господи!

Действительно, когда брат Рауль достиг дна, он уцепился за лестницу еще крепче, а дно вдруг зашаталось под его ногами и исчезло в темноте. Брат Рауль опустился глубже, придержав предварительно каменный диск, толстый, как мельничное колесо. Это было не очень глубоко, и тамплиеры увидели, что он стоит на каком-то подобии каменной Лестницы.

— Ваша очередь, — крикнул он. — Я подержу для вас веревку.

— Предоставляю эту честь тебе! — улыбнулся Эрве, отступая перед Оливье, который совершил свой спуск за несколько секунд и встал рядом с братом Раулем на площадке.

Лестница шла вниз, но слабый свет не позволял определить глубину. Глава тамплиерского дома подождал присоединившегося к ним Эрве, потом попросил их оставаться на месте и полез вниз. Они смогли увидеть, как он, оказавшись внизу, зажег Три факела, также прикрепленных к стене.

— Теперь спускайтесь и смотрите! — крикнул он.

Когда юноши присоединились к нему, на их лицах отобразилось изумление, рты раскрылись, Словно им хотелось сказать «о!», но получился у Них, скорее, выдох, чем ясно произнесенное слово. Ведь они, выполняя возложенную на них миссию, знали только, что им придется вывезти некий священный объект, но никто не предупредил их, о каком именно объекте идет речь. А то, что они увидели, было и в самом деле чем-то невероятным: на столе из резного камня стояло нечто вроде раки или, скорее, саркофага, потому что стенки его были непрозрачными. На каждом крае этого саркофага, вытесанного из дерева, — как им объяснили, из кедра, — и полностью покрытого золотом, были расположены серафимы с шестью развернутыми крыльями и львиными когтями изумительной работы. От света факелов в драгоценных камнях вспыхивали молнии — особенно на крыльях ангелов первой иерархии[174]. И Оливье понял, что стоит у него перед глазами, потому что эта вещь, пришедшая из глубины веков, некоторым образом принадлежала к его семейной традиции!

— Ковчег Завета! — выдохнул он. — Так вот где находится это сокровище!

— Именно здесь, вы правы. Сюда его некогда поместил брат Адам Пелликорн. Для этого в известковой скале под водами пруда была вытесана специальная крипта.

Это и в самом деле была крипта, с мощными колоннами, возведенными в явной манере романских зодчих. Стены были покрыты яркими фресками с библейскими сюжетами, которые были разукрашены цветами и фантастическими животными, столь дорогими художникам предшествующего века. Вокруг Ковчега в канделябры из кованого железа были вставлены массивные свечи из Желтого воска, которые зажигал брат, и вместилище Слова осветилось — казалось, словно взлетело над своей опорой, как если бы унесла его эта золотая слава в божественную бездонность неба через Открытый для этого свод. Ослепленные рыцари упали на колени и стали молиться: Эрве громко голосом, Оливье безмолвно, ибо молчание было его второй натурой. Некоторые обманывались на его счет. Называли высокомерным, а он был серьезен; расчетливым, а он был задумчивым; видели презрение в том, как гордо поднимал он светлокудрую голову с лицом, будто вылепленным искусным скульптором, и светлым взором грустных глаз, в которых иногда, в зависимости от обстоятельств, вспыхивали свирепые молнии. Но даже если и порицали его, то втихомолку, никто не посмел бы высказать вслух то, что было не больше чем кривотолками, ибо все знали, как грозен он в бою, какой могучей силой обладает,