полиции совершенно не оправдывал свое громкое название. Его штатный состав в 16 человек был меньше стрелкового взвода, что в условиях активизации германской и японской разведок на Филиппинах, Гавайях и зоне Панамского канала являлось совершенно недостаточным.

Изданная в июне 1939 года директива президента о сосредоточении контрразведывательной деятельности в ФБР, МИД и ОНИ привела к некоторому оживлению КИП. Через год его численность достигла уже 26 человек, но ее дальнейшему росту препятствовало отсутствие подготовленных кандидатов со знанием иностранных языков. Для ликвидации этого отставания был открыт учебный центр Контрразведывательного корпуса, и к февралю 1941 года в его штате имелось уже 288 специалистов. По состоянию на 6 декабря 1941 года, накануне нападения японцев на Перл-Харбор, списочный состав этого оперативного органа безопасности армии насчитывал 513 человек. Организационно КИП подчинялся подсекции полиции Секции расследований контрразведывательного отделения военной разведки, что обусловило его весьма невысокий статус.

Собственным оперативным органом располагала и Береговая охрана США. С 1915 по 1930 годы этой работой занимался один человек из ее штата, а в 1936 году в Вашингтоне было организовано Разведывательное отделение с группами в Нью-Йорке, позднее в Сан-Франциско, Мобиле, Бостоне и других местах — всего 15 региональных подразделений. Основным занятием разведки Береговой охраны являлось прослушивание радиообмена судов в 12-мильной зоне территориальных вод с целью выявления попыток провоза контрабанды и нелегального пересечения границы. Поскольку хорошо организованные преступные группировки практически всегда использовали код или шифр, в штат Разведывательного отделения была введена должность дешифровальщика, которую заняла Элизабет Смит Фридман, жена известного американского криптографа Уильяма Фридмана. На протяжении второй половины 1930-х годов наибольшая численность отделения достигла 40 человек, из которых не менее половины занимались радиоразведкой, контрразведкой и противодиверсионным обеспечением морской границы.

Было совершенно ясно, что деятельность различных контрразведывательных органов необходимо скоординировать. В связи с этим в 1938 году ФБР, МИД и ОНИ ввели в действие совместный план работы по подрывным элементам, способным негативно повлиять на лояльность и эффективность личного состава армии и флота, а также гражданского персонала, занятого в военном производстве и обслуживании. Поскольку военные испытывали острую нехватку следователей, они полагались на помощь ФБР, но в первую очередь рассчитывали на обмен информацией. В июне 1940 года взамен совместного плана перечисленные органы контрразведки подписали Соглашение о размежевании, действовавшее вплоть до его пересмотра в феврале 1942 года. В соответствии с ним, ФБР обязательно передавало Отделу военной разведки и Бюро военно-морской разведки информацию о всех случаях расследования дел по шпионажу, контршпионажу, подрывным действиям и саботажу по всей территории страны, в которых фигурировали не только военные, но и гражданские лица. Это позволило МИД и ОНИ накопить обширный информационно-справочный аппарат по американцам, не имеющим отношения к военной службе или военному производству. Взамен разведорганы армии и флота обязались не заниматься гражданскими лицами вне пределов войск, штабов, военных учреждений и военных предприятий. Соглашение нарушал лишь Корпус разведывательной полиции, проводивший превентивные расследования в их отношении на основании информации, полученной в ходе других расследований или от осведомителей. Его руководство не участвовало в подписании соглашения 1940 года о размежевании и поэтому не считало себя обязанным соблюдать наложенные им ограничения. КИП обеспечивал безопасность военных учреждений и существенной части предприятий военной промышленности и уже в 1939 году получил задачу не допустить проникновения вражеской агентуры на ее объекты. Это повлекло за собой бесчисленные проверки, ужесточение пропускной системы и создание на заводах собственных охранных служб. В результате часть персонала была признана ненадежной и переведена на менее ответственные участки. Случаи саботажа практически не наблюдались, а немногие зафиксированные эпизоды не могут с уверенностью быть отнесены на счет вражеской агентуры или внутренних подрывных элементов. Аресты и приговоры по подобным делам исчислялись буквально единицами. Однако расследования зачастую давали важные результаты, заключавшиеся не в отыскании виновных лиц, а в определении уязвимых мест в производственном процессе и принятии соответствующих мер.

Все это множество органов и мер безопасности не слишком затрудняло работу иностранных разведывательных служб в Соединенных Штатах. Открытость американского общества была поразительной, и для добывания основного массива информации усилия агентуры вовсе не требовались. Обращение в государственные издательства позволяло за символическую плату совершенно легально получить официально подтвержденные сведения о структуре и комплектовании вооруженных сил, тексты боевых уставов и наставлений, значительную часть архивов конгресса, патенты в области обороны и многое другое. Засекреченные в большинстве стран схемы и чертежи новейших образцов вооружения в США элементарно извлекались из технических журналов, а немногие все же не попавшие в них детали легко реконструировались специалистами. Парадоксальным образом эти особенности и осложняли работу иностранных разведок. Они буквально тонули в потоке информации, требовавшей для своей обработки усилий слишком большого числа специалистов. Затрудняли работу также огромная территориальная разбросанность объектов и их значительное количество, не позволявшее организовать надежное и плотное агентурное прикрытие даже основных из них. Кроме того, еще одной американской особенностью являлось абсолютное несовпадение структуры и численности армии мирного и военного периодов, так что добытые данные оказывались хотя и точными, но и зачастую одновременно совершенно бесполезными.

Бывший начальник германской военной разведки генерал Пикенброк вспоминал: “В довоенное время работать против Соединенных Штатов было легко. Их армия и военно-морской флот нас не интересовали, так как их численность, дислокация, а также оперативные установки не представляли тайны. Главное внимание органов абвера было направлено на разведку конструкций и проектов самолетов, мощности и возможности перестройки на военный лад военной промышленности. В этом отношении американские инстанции и промышленные фирмы были откровенны.

Мы выбирали различные способы проникновения в среду технического персонала интересующих нас заводов и конструкторских бюро. Свидетельства, дипломы и тому подобное здесь мало помогали. Надо было дать агенту время и терпеливо ждать, пока он не обратит на себя внимания прилежностью в работе. Поэтому мы разыскали в Германии хороших технических специалистов и дали им указание прибыть на авиационные заводы безукоризненно одетыми, с заявлениями о приеме на работу в качестве монтажников и затем постараться зарекомендовать себя в глазах начальства. Чаще это удавалось, хорошие работники быстро выдвигались и допускались к производству секретной продукции. Если же этот путь не приводил к цели, то наши люди в большинстве случаев старались сдружиться на предприятиях с конструкторами, чертежниками, копировщиками и т. д.”[418]

Пикенброк неспроста упомянул именно об авиации. С середины 1930-х годов абвер располагал в Соединенных Штатах группой из 20 агентов, ориентированных главным образом на добывание сведений об авиационной технике. Руководил ими прибывший в США в 1927 году по фиктивным документам на имя Вильгельма Шредера нелегальный резидент Уильям Лонковски, он