Даже Лиза, уже не смущаясь, прижалась к его плечу, тесно обхватив его руку.

Нас не спросив, Судьба заносит молот

И бьёт наотмашь, всё вокруг дробя:

Жестоко некрасив, давно не молод,

А вот — живу, тоскуя и любя.

Безденежен и, в общем — то, незнатен.

Бивак, казарма, комната в корчме…

Но — путь определён и невозвратен,

Как тропка заговорщика к тюрьме.

И вы опять в глаза глядите смело, –

Луиза, Женевьева, Изабелла,

Роксана, Анна — тысячи имён

Слагаются в единственное имя,

Что мыслями и нервами моими

Играет, словно волнами знамён.

Закончил он так кстати всплывшим в памяти одним из сонетов Сирано.

— Откуда ты все это знаешь? — пораженно протянула Машка.

Косов рассказал вкратце свою историю, точнее — легенду:

— Вот так, за зиму в библиотеке, от скуки можно сказать, я чего только не перечитал! — смеясь, закончил Иван.

— А мне в школе стихи очень сложно даются! Никак не могу запомнить того, что задают учить наизусть! — задумчиво произнесла, глядя в огонь одна из девчонок.

Мишке, наконец, дали слово. Точнее — дали сыграть на гитаре. Косов сразу определил классическую школу — очень уж старательно, хотя и умело, не отнять! Играл парень. Умело, но… без импровизации и без огонька! А уж когда запел… Лучше бы он этого не делал! Нет, голос у него вроде бы и был, слабенький такой… Но все в целом — очень неубедительно смотрелось и слышалось. Похоже, это понял не только Косов.

— Может споешь? — спросила у него, чуть повернувшись, Эльза.

Косов взял переданную ему по кругу гитару, осмотрел:

«Классный инструмент! Действительно классный! Как бы даже — не ручной работы. Хотя я ручной работы гитар не видел, но вот — не похоже она на обычную, фабричную!».

— Шикарный инструмент! — чуть поклонился он Мишке, ревниво глядящему, как Иван осматривает «его прелесть», — Правда — шикарный! Мне даже… нечего сказать. Первый раз такую вот прелесть в руках держу!

Мишка приосанился, зажмурился довольно:

— Подарок!

Косов провел пальцами по струнам, прислушался, чуть поправил струны.

«А что тут петь? Не тот же репертуар Калошина. Там все же для более старших людей. Могут не понять здесь. Скучно покажется, взросло и скучно! Х-м-м… а что еще петь, если — гитара, костер, поздний вечер?».

— Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно.

Струна осколком эха пронзит тугую высь!

Качнется купол неба, большой и звездно-снежный,

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!

Народ проникся! Народ слушал зачарованно! А Лиза вообще — положила голову ему на плечо, глядя в огонь.

Потом Косов немного побаловался со струнами гитары, переборами увеличивая темп, чтобы вывести молодежь из оцепенения и задумчивости. Увидев, что окружающие немного встряхнулись, не стал раздумывать.

«Что может сейчас быть ближе молодежи, чем дворовые песни?».

— А ты опять сегодня не пришла!

А я так ждал, надеялся и верил,

Что зазвонят опять колокола любви моей,

И ты войдешь в распахнутые двери!

«Маркин, он такой — Маркин! Молодец, реанимировал в восьмидесятые старые, почти забытые песни дворов. И ведь как народу «зашло», как мы блажили по дворам все это? Как девочки таяли в наших руках, после прослушивания этого «романтик»!».

Потом, почти без перерыва:

— Белая черемуха белою фатой

расцвела под окнами, словно образ твой!

Распустилась по весне, и увяла вновь!

Белая черемуха — первая любовь!

Косов пел, поглядывая на ребят, «считывая» реакцию. Только чаще всего натыкался на глаза Светки и Машки. Машка вся ушла в слух, и смотрела на него, удивленно открыв глаза, а вот Светка… тут было все сложнее! Ее глаза «небесно-васильковые притягивали взоры как магнит!».

«Правда! Какие у нее глаза?! Утонуть можно! И зачем же ты, девочка, на меня так смотришь? Не надо так смотреть, ой, не надо!».

— Мне бы жизнь свою как кинопленку

Прокрутить на десять лет назад!

Чтобы стала ты простой девчонкой –

Чистой-чистой как весенний сад!

Но ведь эти взгляды — это дело такое… Обоюдоострое! Поэтому Косов перевел взгляд на огонь и больше его не поднимал. А уж туда, где сидели эти двое, вообще не смотрел!

«Наверное, есть что-то такое… волшебное или магическое в жизни! Вот вроде бы — смотрим мы туда-сюда, на людей смотрим, на девушек. И все вроде бы — ничего! А вот бывает такая ситуация… обстановка, что ли? Когда вот так — посмотришь в глаза… и как будто околдовали! Как в омут головой! И взгляд не отвести, и он, взгляд этот, как будто передает что-то такое, что чувствуют и он, и она! Как нить какая-то… эмоции, чувства… может даже — мысли!».

— Сиреневый туман над нами проплывает,

Над тамбуром горит полночная звезда.

Кондуктор не спешит, кондуктор понимает,

Что с девушкою я прощаюсь навсегда!

«Эгей! А чего это… уже некоторые глазенки трут, слезу смахивают? До чего же тут народ простой, непосредственный! Песню слушают, и песней — живут!»

— Ты стоишь у окна, небосвод высок и светел.

Ты стоишь и грустишь, и не знаешь отчего.

Потому что опять он прошел и не заметил,

Как ты любишь его, как тоскуешь без него!

Косов откашлялся, отложил гитару и закурил:

— Уважаемые слушатели и зрители! Небольшой перерыв! Артисту нужно покурить и выпить пару глотков чая! — засмеялся он.

Народ зашевелился, заговорил, делясь впечатлениями. Послышались просьбы:

— Иван! А слова… слова бы переписать! И — ноты! — это уже Мишка про ноты вспомнил.