– Что ж, подержу ее на крючке до Нового года, – вернулся к теме граф. – А дальше все надежды на Барникеля.

Причина, по которой граф не спешил форсировать отношения с Нэнси, находилась в открытом море за десять тысяч миль, и имя ей было «Шарлотта Роуз».

Китайские чайные рейды канули в прошлое. С ними покончило открытие Суэцкого канала, которое состоялось двадцать лет назад и позволило ходить на Дальний Восток сокращенным маршрутом через Средиземноморье. Парусники вытеснились пароходами, обладавшими колоссальной грузоподъемностью и не зависевшими от ветра. Но славное время клиперов еще не прошло, теперь они доставляли шерсть из Австралии. Тончайшее руно, погруженное в Сиднее австралийской весной, когда в Северном полушарии стояла осень, спешило в Лондон, чтобы поспеть к январской распродаже. Подстегиваемые бурными сороковыми широтами, парусные клиперы неслись на восток, бороздя грозные антарктические воды Тихого океана. Они огибали мыс Горн и на пассатах устремлялись в Атлантику. Тут с ними не мог соперничать никакой пароход. За год до смерти покойный граф выкупил четверть доли в новом клипере, быстроходнее даже «Шарлотты», – Барникель назвал его «Шарлотта Роуз». И на нем старый капитан, которому уже давно следовало уйти на покой, осуществлял увлекательные круизы: путь от Австралии в последние три года занимал восемьдесят дней. Выгода была не только коммерческая, но и от ставок. У каждого клипера были свои технические особенности, у каждого капитана – свои достоинства и недостатки. Люди прикидывали шансы. Делали огромные ставки. Но мало кто поставил так крупно и безрассудно, как несколькими месяцами раньше поиздержавшийся граф Сент-Джеймс.

Это было абсолютно логично. Он поставил свой годовой доход при шансах семь к одному – как он счел, превосходных. Проиграет, так разница невелика – все равно распродавать имущество, если не женится. В случае же победы он мог протянуть еще пять лет до следующего кризиса. А кто знает, что случится за этот срок? Через шесть недель, коли «Шарлотта Роуз» вернется из Австралии первой, лорду Сент-Джеймсу будет незачем жениться на Нэнси Доггет. Он не хотел ее ранить, а потому решил подогревать интерес, не заходя при этом слишком далеко, чтобы в нужный момент либо сделать рывок, либо со всеми приличиями показать спину.

– «Шарлотту Роуз» перестроили. Побить ее может только одно судно, и Барникель, если поднимет все паруса, обойдет и его. Такие дела, старушка, – усмехнулся он сестре. – Нам всего-то и нужно обогнать «Катти Сарк»!

В последнее время Мэри Энн сомневалась, что способна ужиться в одних стенах со своей дочерью Вайолет. Ни три ее сына, ни две сестры Вайолет не причиняли ей столько хлопот. Но хуже всего было то, что из-за нее неизменно расстраивался отец.

– Ты вылитый папаша, – пеняла Мэри Энн дочери. – С тобой невозможны никакие компромиссы. Все либо черное, либо белое!

Однако, по мнению Булла, беда заключалась в избыточном сходстве Вайолет с матерью. Строптивица!

– Но я никогда не была безрассудной, – парировала Мэри Энн.

Вайолет раздражала всегда. Мэри Энн помнила случай, когда застала ее еще крохой за примеркой своих платьев. И негодницу, конечно, отшлепали. Несколько лет назад, когда Вайолет было шестнадцать, Мэри Энн заметила ее чрезмерное сближение с отцом. Вайолет кудахтала над ним, приносила трубку и вообще липла как банный лист. Буллу это вроде как нравилось, но Мэри Энн отвела ее в сторонку и жестко внушила: «Я его жена, а ты дочь и просто ребенок. Будь добра вести себя прилично».

Но подлинным бедствием стала учеба. У Вайолет, как у большинства девушек ее круга, была гувернантка – образованная женщина, которая сказала им, что девочка обладает способностями и вышла далеко за рамки стандартной программы. «А ты куда смотрела? Надо было пресечь!» – горько выговорил Булл жене нынешней осенью, как только уволил несчастную гувернантку. Конечно, это она вбила девушке в голову дурацкую мысль о поступлении в университет.

Идея была совершенно нелепой. Еще сорок лет назад такой возможности и вовсе не существовало. Хотя при Оксфорде и Кембридже имелись небольшие женские колледжи, туда ходила лишь горстка девушек, которые не могли стать полноправными членами университета. Решив, что дочь говорит не всерьез, мать обронила: «Отец не позволит тебе жить так вот, вне дома и без присмотра». Но Вайолет немедленно возразила: «Я могу остаться дома и поступить в университет в Лондоне».

Мать вскоре осознала ее правоту. Лондонский университет был странным местом. Открытый перед самым воцарением королевы Виктории как учебное заведение для религиозных диссентеров, которым все еще отказывали в поступлении в Оксфорд и Кембридж, он был прогрессивным учреждением. Его здания были разбросаны по разным местам, от студентов не требовали проживания в университетских колледжах, и он, теперь уже несколько десятилетий, принимал женщин. Но кем нужно быть, чтобы туда пойти? Мэри Энн не имела понятия. Ее старший сын Ричард поучился в Оксфорде. Он вырос, разумеется, джентльменом и гордо сказал ей, что не прочел там ни одной книги. А на ее вопрос о женщинах-студентках ответил одно: «Синие чулки, мама. Мы с ними не водились». И состроил гримасу. То же самое она услышала от других. Да и на что все эти знания Вайолет? Кем она станет – учителем, гувернанткой? Буллы готовили ее совершенно к другому.

Эдвард Булл преуспел в делах даже больше, чем надеялся. Его величайшей удачей явилась короткая Крымская война с Россией, в период которой он получил государственный контракт на снабжение войск напитками. Если всем остальным Крымская кампания запомнилась сестрой милосердия Флоренс Найтингейл и героической атакой легкой бригады,[75]то Эдварду Буллу тем, что война сделала его очень состоятельным человеком. Теперь он жил в большом блэкхитском особняке. Булл был почти готов превратиться в джентльмена, как многие богатые пивовары того времени. А дочь джентльмена ждала только одна участь: безделье. «Пусть нанимает ученую гувернантку, лишь бы сама не становилась такой», – сказал Булл. И Мэри Энн, будучи дочерью черпальщика Сайласа, принялась отговаривать девушку от высшего образования, ибо оно могло опустить семью до среднего класса.

– Ты не дурнушка, – внушила она дочери. – Мужа себе найдешь. Но мужчинам не нравятся слишком умные женщины, а если уж так получилось, то лучше это скрывать.

Но Вайолет уперлась. В отличие от остальных детей Буллов, сплошь белокурых и синеглазых, она была шатенкой с карими глазами и белой прядью в волосах. Она отрезала:

– Я не хочу замуж за человека, который боится умных женщин!

Последние два месяца она была решительно невыносима. Не приходилось сомневаться, что не уступят ни Эдвард Булл, ни Вайолет – коса нашла на камень. Атмосфера в доме наэлектризовалась. Самым возмутительным было отношение Вайолет к матери.

– Куда тебе понять, – говаривала она с презрительной ноткой. – Ты слушаешься папу и совершенно счастлива. О другом ты и в жизни не помышляла.