«Тебе-то откуда знать?» – думала та. Ее тридцатилетний брак с Эдвардом оказался не так уж плох. Булл, безусловно, бывал упрям и несносен, но таково большинство мужчин. Если порой ей хотелось большего – чтобы шутки его друзей были не столь тяжеловесны, чтобы хоть кто-то из них прочел книгу, – Мэри Энн держала это при себе. Если она бывала готова завыть от тоски и досады, то ненадолго. Замужество – это не трагедия, а плюсы брака – дети, уют – поистине благословенны. «Коли я справилась, – мрачно подумала Мэри Энн, – переживет и она».

– Жизнь не обязана укладываться в твои представления, – резко сказала она девушке. – И чем раньше ты это поймешь, тем лучше.

Существовала, слава богу, нейтральная почва, на которой вражда по негласной договоренности прекращалась. Каждую среду Мэри Энн и Вайолет исправно садились в поезд, ехали в Лондон, брали кеб и отправлялись на Пикадилли. Эта широкая улица сохранила лоск XVIII столетия. Величественные дворцы минувшего века сменялись новыми особняками, хотя Берлингтон-Хаус – ныне Королевская академия – по-прежнему красовался за стенами своего двора. Здание «Фортнум энд Мейсон» тоже стояло на месте. А несколькими домами дальше находилось святилище, где даже Вайолет забывала обо всех раздорах.

Холодным декабрьским днем за три недели до Рождества Мэри Энн и Вайолет совершили свой привычный поход. Погода не отпугнула их. Снег повалил, когда они шли по Вестминстерскому мосту, над которым высились здание парламента и башня Биг-Бена. Миновав Уайтхолл и обойдя Трафальгарскую площадь, женщины быстро достигли Пикадилли и «Хэтчардса» – лучшего книжного магазина в викторианском Лондоне. На самом деле он был больше чем магазин – без малого клуб. Снаружи стояли скамьи для слуг, где те могли переждать, пока хозяева выбирают книги. А в задней части была небольшая уютная гостиная для завсегдатаев, которые вели там беседы и читали у камина газеты. В «Хэтчардс» захаживали члены королевской семьи, этот магазин любил старый герцог Веллингтон, политические противники Гладстон и Дизраэли – оба тоже ходили туда. Однажды Мэри Энн застала там даже Оскара Уайльда, приславшего в «Хэтчардс» на суд свои пьесы, – тот стоял рядом и удостоил ее милой улыбки.

Магазин «Хэтчардс» был убежищем и отдушиной как для Мэри Энн, так и для ее дочери. Эдвард не видел большого греха в любви жены к чтению; ее самые драгоценные сокровища – купленные там собрания сочинений Диккенса и Теккерея. Приветливый консультант предложил ей познакомиться с поэзией Теннисона, и она буквально влюбилась в эти стихи. Что касалось Вайолет, то она пристрастилась к философской литературе – от Платона до таких современных британских мыслителей, как Рёскин, которых Мэри Энн с известной опаской прятала в своих книгах от Эдварда.

Однако нынче они выбирали рождественские подарки, и Мэри Энн нашла книгу по стрелковому делу для старшего сына, но тут она ощутила на себе взгляд высокого человека, замершего по другую сторону стола.

– Полковник Мередит, у меня есть книга, о которой вы спрашивали, – произнес консультант.

Нет в мире справедливости. Как мог ее ровесник остаться таким красавцем? Волосы, остриженные довольно коротко, сохранили золотисто-каштановый цвет, с седыми висками стало даже лучше. Морщины вокруг глаз, как она сочла, из тех, что выдают человека, повидавшего мир в дождь, холод и зной. Его стан был строен и крепок. Нечто неуловимое намекало, что в случае нужды он мог превратиться в человека весьма опасного. С длинными шелковистыми усами он был до мозга костей полковник, и все-таки в нем виделось что-то еще: обходительность и ум, свидетельствовавшие о том, что он куда больше, чем просто военный.

– Миссис Булл? Вы ли это? – осведомился он, приблизившись. Мэри Энн хотела кивнуть, но, к своему ужасу, лишь залилась краской. – Вы, разумеется, не помните меня…

– Но как же, помилуйте! – Она обрела голос при виде Вайолет. – Вы собирались в Индию. Стрелять тигров.

Что за вздор она городит?

– Вы совершенно не изменились, – произнес тот искренне.

– Я? О! Вряд ли. Моя дочь Вайолет. Полковник Мередит. Кого-нибудь подстрелили?

– Тигров? – Он улыбнулся и оглядел их обеих. – Немало.

Похоже было, что полковник Мередит всего несколько месяцев как вернулся в Англию. За тридцать лет странствий он много где побывал. В «Хэтчардсе» его знали, так как очень скоро выходила в свет его собственная книга «Любовная лирика в переводе с фарси». В западной части Лондона у него был дом, достаточно просторный для его коллекций. Он так и не женился. Но, может быть, в среду она не откажет в любезности пожаловать на чай?

– Да! – сказала Мэри Энн, к удивлению своему и дочери. – Обязательно!

Час обеда отодвигался все дальше, и англичане Викторианской эпохи переняли восточный обычай дневного чаепития. Устроить его было легко, визиты случались заведомо короткие и не вредили репутации ни дам, ни холостых джентльменов.

И после четырех часов дня в следующую среду Мэри Энн Булл в сопровождении Вайолет прибыла в Холланд-Парк в дом полковника Мередита. Мэри Энн не знала, должна ли была идти, но сказала себе, что будет грубостью передумать, а потому чуть нехотя взяла Вайолет в качестве, как она выразилась, дуэньи.

В Лондоне было два предместья, где селились состоятельные джентльмены с развитым художественным вкусом. Одно – Сент-Джонс-Вуд, сразу за Риджентс-парком на землях, некогда принадлежавших старому ордену рыцарей Святого Иоанна. Второе – Холланд-Парк. Добраться до него можно было, пройдя вдоль южной границы Гайд-парка и мимо небольшого Кенсингтонского дворца, где выросла королева Виктория. Центр этого места – прекрасный старый особняк и парк, принадлежавшие лордам Холландам. Их окружали славные улочки с рядами деревьев и элегантными домами, где джентльмен мог вести тихую жизнь, одновременно находясь всего в десяти минутах езды от Мейфэра.

Но дом полковника Мередита был слишком хорош даже для Холланд-Парка. Он стоял на Мелбери-роуд в ухоженном саду и больше напоминал миниатюрный замок. С одного угла высилась круглая декоративная башня. Большие окна с освинцованными стеклами, внушительный парадный подъезд. В нем было нечто волшебное. Но главным и неизменно поражавшим гостей оказывалось то, что отворял им не обычный дворецкий, а высокий сикх в великолепном тюрбане, безмолвно провожавший их в библиотеку полковника.

Со стен взирали традиционные портреты предков; камин прикрывал обитый кожей экран, рядом стояли два кресла с подголовниками. Однако на этом английская традиция заканчивалась. Над камином висела пара слоновьих бивней, на столиках красовались шкатулки слоновой кости и лакированные китайские, а также деревянная статуэтка Будды. К столу приткнулась мусорная корзина в виде слоновьей ноги. В одном углу хозяин повесил индусские кинжалы и серебряный анкас,[76]подарок благорасположенного магараджи; в другом радовали глаз очаровательные персидские миниатюры. У камина покоилась пара восточных туфель с загнутыми носками, которые Мередит носил, когда оставался один. А посреди пола поверх турецкого ковра раскинулась роскошная тигровая шкура.