Молодой русский император планировал для полковника Шамиля совсем иную карьеру, чем та, что была у него в нашем прошлом. Но, сперва, Магомед-Шефи должен был обрести хотя бы немного воинской славы и понюхать пороху, чему и должно было послужить его участие в персидском походе вместе с молодыми представителями знатнейших горских родов. Мир на Кавказе должен стать вечным, а всю свою воинственность и энергию юноши Кавказа в дальнейшем должны были употреблять только на благо Российской империи.

15 (3) октября 1877 года. Бухта Гуантанамо. Куба

Мануэль де Сеспедес Мелендес, пока еще «сын полка»

Белый песок, пальмы, синее море… Как сказал мой новый друг майор Серхио Элефанте – этот пляж является мечтой любого европейского туриста. Почему-то он сравнивает вид этого пляжа с рекламой рома «Баккарди», хотя я так и не понял, какая тут связь с одной из многочисленных компаний, производящих сейчас в Сантьяго наш знаменитый кубинский ром.

Но сейчас мне было не до местных красот. И не только потому, что я здесь собственно и вырос, а еще и потому, что в данный момент я лежал абсолютно без сил, распластавшись на этом самом белом песке, как выброшенная на берег большая рыба. Рядом со мной точно так же разлеглись еще несколько американцев с юга. Там были Арнольдус Вандерхорст, Генри и Билли Гордин Янги и другие, так непохожие на этих задавак янки, славные парни, с которыми я уже успел сдружиться.

Мы лежали и отдыхали после того, что наши учителя югороссы называют первой тренировкой, за время которой мы все пробежали не менее трех миль по песку пляжа. Впрочем, пятый круг осилил только я – другие сломались кто после двух, кто после трех. И только Арнольдус Вандерхорст пробежал четыре.

– В тебе виден настоящий кубинец, Мануэль, – сказал мне мой друг Серхио, – вы все такие же жилистые, невзрачные, но когда надо – способные выстоять против всего мира. Гордись своей Родиной, сынок, кубинец – это звучит гордо.

Сам же сеньор майор Элефанте, как будто он вовсе не бежал вместе с нами по песку, сразу же после тренировки разделся и быстро-быстро поплыл далеко-далеко в море, как настоящий дельфин.

Пока мы тренировались, как говорил майор Элефанте, в малом составе. Но уже завтра к нам должны были прибыть первые добровольцы из страны гринго – дикси и ирландцы. Мой друг Серхио объяснил мне, что есть янки-северяне – настоящие мужеложцы, как эта свинья Паттерсон, и есть дикси-южане, вполне порядочные люди, которые не хотели жить со свиньями-янки в одной стране, из-за чего там и случилась Гражданская война. Янки победили и теперь угнетают всех подряд. Так что янки и дикси – это совершенно разные народы, пусть и говорящие на одном языке. Ну, примерно так же, как мы, кубинцы и, например, пуэрториканцы.

Еще при переходе в Гуантанамо сеньор майор спросил Генри и Билли, не слышали ли он что-нибудь о моем отце.

Билли сказал:

– Кое-что слышал, сэр. Этот Паттерсон сначала торговал сахарным тростником с Кубой, потом он узнал, что на Гаити, у этих проклятых негров, сахарный тростник стоит на четверть дешевле, поскольку с ними почти никто из нас не торговал. И тогда он сделал последний заказ на Кубе, ничего за него не заплатив.

Мы слышали, что когда потом мистер де Сеспедо приехал в Чарльстон, Паттерсон потребовал, чтобы его арестовали за мошенничество и шантаж. Поскольку мистер де Сеспедо там был всем чужой, судья был «саквояжником», присяжные – наполовину «саквояжниками», наполовину неграми, то результат процесса оказался предрешен. Суд приговорил твоего отца к пяти годам тюрьмы, хотя доказательств никаких не было, только слова Паттерсона. А доказательства обратного – все накладные, которые привез с собой твой отец, судья объявил подлогом.

Генри Гордин Янг добавил:

– Все понимали, что это – чистейшей воды спектакль, но никто не хотел с этим связываться. Мистер Паттерсон – большой ублюдок и весьма опасный человек, тем более что теперь он сенатор в Вашингтоне.

– И сенаторы тоже смертны, – хмуро сказал майор Элефанте, с хрустом разминая пальцы, – даже если они и сидят в Вашингтоне.

– Так, значит, мой отец жив? – спросил я, внутренне содрогаясь от этого хруста пальцев. Говорят, своими руками сеньор майор способен запросто разорвать на куски человека, и при этом даже не вспотеть. Я добрый католик и искренний христианин, но такая мразь, как Паттерсон, заслужила нечто большее, чем легкая смерть от руки моего друга Серхио.

– Вроде твой отец жив, – задумчиво сказал Генри. – Сейчас он сидит в Чарльстонской тюрьме. Незавидные там условия, так мне, во всяком случае, рассказывали…

– И что же можно сделать? – быстро спросил я. – Ну, пожалуйста, сеньор Янг, ведь это мой отец.

– Есть у нас кое-какие знакомства, – вместо брата ответил Билли. – Можно будет устроить ему побег. Конечно, будут нужны деньги, но сейчас это не так важно. Деньги у нас есть, рассчитаетесь с нами как-нибудь потом, когда прижмем Паттерсона и взыщем с него все с процентами.

– С таких козлов, да простит меня Господь, велено взыскивать все сторицей, – мрачно сказал Арнольдус Вандерхорст, – не волнуйся, малыш, мы сделаем все, что в наших силах.

– Ну-ну, – сказал майор Элефанте, – все это пока лишь благие пожелания. Тут трясти надо. У нас есть возможность передать весточку на Кайаву. Билли, скажи-ка мне, что передать и кому. Твой дядя сможет тайно посадить мистера Сеспендеса на корабль в Сантьяго?

– Сможет, – уверенно сказал Билли.

– Обождите меня, – сказал мой друг Серхио и куда-то ушел. А когда вернулся, сообщил: – Ждите новостей, джентльмены. Билли, сегодня же твой дядя получит весточку от тебя.

Потом мы долго недоумевали – каким образом сеньор майор так быстро передал эту новость с борта корабля… Но вчера вечером Серхио сказал мне, что мой отец уже через неделю прибудет сюда, к нам в Гуантанамо.

А когда мы пришли в Гуантанамо, сеньор майор с сеньором адмиралом взяли меня с собой и пошли к нашему мэру. Мэра, наверное, уже предупредили из Сантьяго, потому что этот слизень в человеческом облике встретил нас троих очень и очень приветливо.

– Сеньоры, – сказал он, увидев меня, – я хорошо знаю молодого сеньора де Сеспедес – это очень достойный юноша. Я его знаю с детства…

«Паскуда, – подумал я тогда, – как будто я не забыл, что именно ты помогал распродавать имущество моей семьи, когда отец не вернулся из САСШ…»

На нашей территории – я говорю «нашей», хоть я пока еще не стал югороссом – было две рыбацкие деревни. Мэр предложил выселить всех ее жителей из своих домов. Дескать, «не нужно церемониться с этим быдлом, тем более земля принадлежит не им».

Но майор Элефанте, нахмурившись, посмотрел на мэра и сказал:

– У нас так дела не делаются. Пусть будет все честь по чести, – и добавил длинную фразу по-русски, от которой, как мне потом объяснили, покраснел бы и отпетый контрабандист.

Жителям деревни, находившейся на западной стороне пролива, за их халупы было заплачено, наверное, вдвое больше, чем они стоили. Теперь они начали строить себе новые дома чуть западнее, по другую сторону от границы яхт-клуба. Майор Элефанте договорился с ними, что они на оставшиеся деньги купят овец и коров, и за хорошую плату будут снабжать нас мясом и молоком. А те, кто жил с другой стороны пролива, теперь поставляют нам рыбу. И везде сеньор майор считался всеобщим любимцем и авторитетом…