Ларра’ти замолчал, отпил воды из фляжки, переводя дух.

– Что-нибудь еще тебе рассказать?

– Нет, наверное, – задумчиво проговорила Марийа. – Только я одного не пойму… Сколько времени прошло от Исхода?

– Почти две тысячи лет.

– Интересно, где вы еще тысячу потеряли? – пробормотала она про себя. – А, впрочем, неважно. Потом об этом подумаю.

– Ты сильно устала, малышка. Тебе стоит поспать. – Целитель встал, поправил на девушке одеяло. – Я посижу с тобой, пока ты не заснешь, если хочешь.

– Хочу, – кивнула она, поймала его руку и доверчиво прижалась к ней щекой, одновременно еще одним осторожным касанием стирая из его памяти то, что он рассказывал ей историю Даркваала. – Я и правда устала..

– Спи, маленькая. – Эльф улыбнулся и осторожно погладил ее по щеке свободной рукой. – Спи…

Через несколько минут Марийа уснула крепким сном младенца.

Ее разбудили голоса. Холодный, мертвенно-спокойный женский и нервный, едва не срывающийся на крик, мужской. Он доносились как сквозь туман, и Марийа никак не могла проснуться до конца, хотя, казалось, уже должна была.

– Как ты можешь так с ней поступать? Она еще ребенок!

– Нет, Ларра’ти, она не ребенок, – ледяным тоном отвечала Тирэн’лай. – Она – один из приспешников мерзкого чудовища, Черной Твари, а может быть, и сама Черная Тварь.

– Но…

– Ты видел, что она сделала с галерами? Ты видел, как она сожгла те два корабля, которые пытались убежать? А та жестокость, с которой она разделалась с магом…

– Никогда бы не подумал, что тебя можно пронять жестокостью! – не удержался целитель.

– Ты еще скажи, что мы поступаем так же!

– И скажу, потому что это правда!

– Ничего подобного. Да, мы в бою не менее жестоки, мы с удовольствием убиваем этих тварей из Алеарта, но мы убиваем их в бою! И шансы у нас и у них – равны! Или мы их, или они нас! А она играючи и ничем не рискуя, уничтожила три алеартские галеры, да еще и улыбалась! Ты видел, какое у твоего «ребенка» было лицо, когда она убивала мага? Нет? Твое счастье! – Тирэн’лай почти срывалась на крик. – Конечно, мы пираты, морские разбойники, но у нас тоже есть понятие «честь»! Маги Ордена тоже так умеют, но ведь они почему-то этого не делают! Знаешь почему? Потому что так нельзя! Потому что если мы будет действовать так, то сами превратимся в зверей! Ты это понимаешь?!

– Она спасла твой корабль… – Целитель хватался за каждый возможный аргумент в свою пользу, но уже прекрасно понимал, что не сможет отговорить эльфу от задуманного.

– Ох, Ларра’ти… – неожиданно тихо и очень устало проговорила Тирэн’лай. – Если хочешь знать, я бы вот сейчас пошла и взорвала «Ласточку», если бы была уверена в том, что эта девушка погибнет вместе с нами. Но я в этом не уверена и не имею права рисковать. Пусть Орден Дракона решает, что с ней делать.

– Если она так опасна, то с чего ты взяла, что тебе удастся удерживать ее до возвращения в Даркваал? – Голос эльфа звучал как-то обреченно. Он уже смирился с тем, что проиграл, но все еще зачем-то пытался создавать видимость сопротивления.

– У меня есть особый дар, Ларра’ти… – Тирэн’лай грустно усмехнулась. – Я чувствую магию. Больше того, я умею определять природу этой магии и источник силы творящего заклинание мага. Ее сила – та же, что у магов Ордена Дракона, но она не проходила обучения, и, следовательно, ее сила – не от Небесных Покровителей, а от Черной Твари. А по тому, что она говорила во время боя, я допускаю мысль, что она сама может являться вновь воплотившейся Черной Тварью.

– Ты не сказала, как собираешься ее удерживать…

– Да, прости, сбилась. Так вот, я чувствую не только магию, но и источник энергии, а также способ, которым маг получает эту энергию. Источник энергии Марийи находится так далеко отсюда, что я даже примерно не могу сказать, где он, знаю только, что в те моря мы никогда не заходили. А вот связь у нее с Источником – телепатическая.

– И что?

– У меня было два алеартских ошейника, блокирующих любые способности, – нехотя призналась эльфа. – В том числе телепатию. Марийа просто не сможет дотянуться до своего Источника, а маг без энергии ничего не стоит.

Ларра’ти глухо, почти неслышно застонал. Аргументы кончились.

– Но… ты можешь хотя бы не так… жестоко с ней?

– Не могу. Я и так уступила тебе во всем, в чем могла. Она останется в своей каюте, под постоянным присмотром двух эльфов, но снимать с нее оковы я не буду – мы не знаем, на что она способна даже и без магии.

Тирэн’лай замолчала. Молчал и целитель.

Только спустя пять минут Ларра’ти заговорил, и Марийа отстраненно поразилась тому, какая обреченная тоска звучала в его голосе.

– Делайте, как считаете нужным, архатис. Не мне давать вам советы. Разрешите идти? – почти безразлично проговорил он.

– Ларра’ти… – потрясенно прошептала эльфа – Почему ты… так?

– Разрешите идти? – все тем же бесстрастно-спокойным тоном повторил он вопрос.

– Убирайся! – заорала Тирэн’лай.

– Есть, дана архатис.

Спустя секунду дверь каюты хлопнула.

Эльфа еще минуту постояла спокойно, почти не шевелясь, и, кажется, даже не дыша. Потом негромко, но очень зло выругалась и тоже покинула каюту, в которую через несколько минут вошли двое эльфов. Один замер у двери, второй сел на стул, положив на колени арбалет и, судя по звукам, заряжая его.

До Марийи понемногу начал доходить смысл всего услышанного. И вот тут ей стало по-настоящему страшно.

«Эстаи! Эстаи, отзовись! Пожалуйста, я прошу тебя!» – мысленно кричала она в пустоту, уже чувствуя, что связи с Мечом нет, понимая, что она осталась одна.

Она осталась одна.

«Одна. Совсем одна…»

Хранительница несколько раз произнесла про себя эти слова, привыкая к их значению и до конца осознавая, что произошло.

Скована. Отрезана от Меча. Лишена магии и телепатии.

Единственный защитник – Ларра’ти, но что он может?

Она. Осталась. Совсем. Одна.

Одна в темноте и тишине…

Аенгрост, Святая Империя Христесар, южная провинция Клетер. Этьен де Каррадо, граф Нисселет, Носитель Духа Предела. 9-я декада весны, 2904 год Восьмой эпохи

Ночью в Атане было тихо… подозрительно тихо. Изредка быстрым шагом проходили по переулкам и улицам стражники, где-то взлаивала псина, да стая ворон с карканьем носилась вокруг привязанного к Т-образному кресту тела. То одна, то другая крылатая падальщица смолкала, усаживаясь когда на перекладину, а когда и прямо на голову или плечи осужденного, и клевала открытые раны. Человек слабо вздрагивал, когда клюв очередной вороны вонзался в израненное тело.