дрожали, но дыхание было ровным. Спрятав ключ там, где он был, под камнем у калитки, я побежал домой.

Когда я почти добежал, до меня донесся тот вой, который издавало существо, ему вторили голоса домовых изо всех домов. Я побежал еще быстрее. Прибежав домой, я быстро переоделся в пижаму и лег в кровать, накрывшись одеялом с головой. Съежившись, я старался не думать о домовых, о существе, о том жутком вое, что раздавался в лесу и в печи. Но ничего не получалось. Где-то через час я услышал, как вернулись дедушка с бабушкой. Они о чем-то тихо спорили. Я не стал вылезать из кровати, чтобы поговорить с ними о случившемся. Старался не двигаться, чтобы они подумали, что я давно сплю. Аккуратно выглянув из-под одеяла, я увидел, как они шли к себе в комнату.

— Говорю тебе, волки так не воют, — тихо с раздражением шептал дедушка.

— Да волки это были, что ты брешешь!

— У волков вой другой, это что-то другое было.

— Молчи ты уже, волки это были.

Свет в их комнате погас, заскрипела кровать, они легли спать. Я все еще лежал в темноте под одеялом, слушал свое дыхание. Когда уже совсем нечем было дышать, я приподнимал край одеяла, чтобы впустить свежего воздуха. Так прошло полчаса, и вдруг я почувствовал, что одеяло кто-то осторожно трогает со стороны ног. Я замер, сердце бешено забилось, по спине пробежал холодок ужаса. Тот, кто трогал одеяло, аккуратно постучал сверху, со стороны головы.

— Дитя, — услышал я знакомый низкий голос домового.

Я медленно высунулся, на меня смотрели два красных глаза.

— Ты храброе дитя, — прошептал домовой, — ты не испугался матери.

Я смотрел на домового.

— Спасибо тебе! — сказал он и направился к печке.

Я вдохнул.

— Ск… Ска… Скажите.

Домовой повернулся ко мне.

— Что? Дитя.

— Почему вы пугали мою сестру, когда мы ночевали в доме?

Домовой смотрел на меня, пару раз моргнул.

— Потому что, она не твоего родства, — сказал он и скрылся в печи.

Я лежал в кровати и обдумывал все произошедшее. Утром бабушка меня отругала, что я лег спать, не помыв ноги «как следна». Дедушка заступился за меня, но за ухо для виду подергал. Позже я поговорил с дедушкой, про домового я ему не рассказал, но спросил про сестру. Он нахмурился и сказал больше не говорить с ним об этом и, пока не подросту, лучше эту тему не трогать.

Через несколько лет мои родители развелись, я узнал, что мама изменяла папе и что моя сестра мне не родная. Отношения сестры с мамой испортились, они постоянно ругались из-за всякого. Позже сестра поступила в институт в другом городе и переехала. Она периодически навещала нас, но отношения с папой у нее так и не наладились. Я продолжал приезжать к бабушке, домовой больше не показывался. Иногда я слышал вой из печи и прислушивался к нему. Когда бабушки с дедушкой не было рядом, я снимал заслонку и тихонько спрашивал: «Почему вы плачете?». Но мне уже никто не отвечал. Потом я вырос и постепенно, как и все взрослые, перестал обращать внимание. Но я никогда не забуду домового и то существо, что оплакивало погасшую жизнь.