– Хорошо, – после минутного колебания ответил Карась, – я приду на встречу. Место прежнее?

– В этот раз другое... Ресторан «Русалка» в сосновом бору знаешь?

– Это у озера, что ли? – беспечно уточнил Толкунов, чутко вслушиваясь в интонации собеседника.

Так уж получилось, что Карась никому не доверял. А свою невероятную живучесть объяснял лишь тем, что умел рассмотреть неприятности там, где, казалось, их не должно быть.

В голосе его собеседника ничего такого, что заставило бы насторожиться. Обращение ровное, никаких ломающихся интонаций, волнения тоже не уловить. Присутствовала лишь некоторая покровительственность, какая обычно наблюдается у людей, облеченных властью. Но это ладно. Переживем!

– Он самый! – бодро прозвучал ответ, будто бы выдохнув. – Будь там часов в девять.

Странное дело, голос прозвучал так, как если бы от ответа Карася зависело его личное благополучие. С чего бы ему так радоваться?

Настороженность вернулась. Петр Герасимович был подозрительно настойчив. За ним вообще не водилось такой особенности, как долгие телефонные дебаты: фразы у него всегда рубленые и очень короткие, словно он отдавал приказы.

Конечности вдруг слегка озябли, такое с Карасем случалось всякий раз, когда он чувствовал опасность. Несколько раз он сжал ладонь в кулак – кровь побежала быстрее. Глубоко вздохнув, Карась усмирил её невольный бег и беспечно, как и прежде, произнес:

– Буду часов в девять, – и, не прощаясь, положил трубку.

Он посмотрел на часы: два часа ночи. Не самое подходящее время для бодрствования.

Рядом, прижав подушку пухлой щекой, лежала блондинка лет двадцати с поэтическим именем Изольда. Девушка считала его преуспевающим бизнесменом. Да и как ей не верить в это, если едва ли не ежедневно он одаривал её какой-нибудь безделушкой из ювелирного магазина.

Лишать себя подобного удовольствия он не желал – уж как приятно видеть блеск в девичьих глазах, тем более что для него бриллиантовый камушек невесть какие траты.

Разрумянившееся лицо притягивало. На него хотелось смотреть долго. Но вот в чем странность, Изольда ведь не являлась эталоном женской красоты: щеки слегка полноватые, брови излишне широки, нос с небольшой горбинкой, капризные губы тонки, а на выпуклом подбородке намечалась легкая морщинка. Запоминались лишь глаза, взиравшие на мир широко и с девичьей непосредственностью.

Но сейчас они были закрыты.

Прежде Карась никогда не приводил женщин к себе домой: благо, что для любовных упражнений можно было использовать гостиницы, во многих из которых даже не нужно предъявлять паспорт. Квартира всегда была его надежной берлогой, где он мог спрятаться от занозящих душу проблем. Просто хлопнул металлической дверью, повернул ключ на два оборота, вырвал телефонный шнур и наслаждайся вакуумным безмолвием.

Но месяц назад вдруг что-то пошло не по заведенному графику. Девушку, с которой он познакомился в ресторане и которую воспринимал всего-то как вариант на один вечер, вопреки установленному правилу он пригласил к себе в квартиру.

Глупо было бы думать, что Изольда взяла его в тот раз каким-то неразгаданным девичьим обаянием, или он просто угодил под гипноз её глаз. Причина была до банального проста: за прошедший день накопилась невероятная усталость и у него отпало всякое желание тащиться куда-то в казенный дом. Остаток ночи, пренебрегая изысканным сервисом, Антон решил провести в собственной кровати, чтобы затем, не озираясь на стрелки часов, проспать до двенадцати часов следующего дня.

Девочка задержалась в его квартире на месяц. Но странное дело, у него совершенно не было никакого желания прогонять ее. Наоборот, в совместном проживании он находил все новые положительные моменты. Чего уж там говорить, горячий борщ, стоящий на плите, способен размягчить самое неприступное мужское сердце, тем более если в качестве приправы к нему подается светящееся счастьем лицо женщины. А может, именно с таких малозаметных вещей и начинается совместная жизнь? Потом вдруг окажется, что у них образовалось общее хозяйство и девушка, которую он еще вчера воспринимал как проходной вариант и которой мог в любой момент указать на дверь, уже успела обжиться, врасти в его квартиру и расхаживает по его жилплощади полноправной хозяйкой в домашнем халатике, купленном в соседнем супермаркете. И вдруг с удивлением ловишь себя на том, что в очередной раз поддался на её уговоры пройтись в субботу по магазинам, совершить, так сказать, шопинг. Но самое удивительное в том, что женщина уже привлекает тебя в качестве основного эксперта при покупке нижнего женского белья.

Возникло чувство беспокойства, его следовало как-то унять. Поднявшись, Карась взял со стула джинсы и рубашку. Оделся. Только после этого поднял телефонную трубку. Набрав номер, услышал лаконичный ответ:

– Слушаю.

Невольно подивился бодрости интонаций (а времени-то без малого уже три часа ночи). Этот человек всегда отвечал таким бодрым тоном, будто не спал вовсе и ждал телефонного звонка.

– Угорь, ты проведал эту девчонку в больнице, как она там?

– Звонил лечащему врачу, спрашивал, что и как...

– И что он сказал?

– Говорит, что пока без сознания. Потом сходил в больницу. К ней не подступиться. Её плотно охраняют. Мое мнение такое, что лучше к ней пока не соваться. А ведь потом она мало что может сказать. А про кого могла, так его уже нет в живых.

– Угорь, встретимся через полчаса. Есть дело.

– А что за дело?

– Я о Прохоре, его надо забрать.

В разговоре образовалась небольшая заминка, после которой прозвучал все тот же твердый голос:

– Хорошо. Где?

– Я к тебе подъеду, – ответил Карась и тотчас положил трубку.

Обернувшись на спящую, Антон Толкунов неожиданным образом поймал себя на всплеске нежности: будто бы лучик света выглянул из-за кучевых облаков, прожег задубевшую душу радостным светом и спрятался вновь, словно и не появлялся вовсе.

Женщина в доме – это здорово!

Он неслышно прикрыл за собой дверь.

У турникета стояли двое охранников с постными физиономиями. Их можно было понять: за прошедшие дни им не однажды приходилось давать показания в милиции, так что очередного опера они воспринимали как напасть. И старались лепить нейтральные физиономии, как будто видели его впервые.

Следовало взбодрить парней. Вытащив удостоверение, майор Степанов подержал его перед глазами одного из них ровно столько, чтобы тот сумел прочитать его фамилию и звание.

В глазах охранника ни малейшего интереса. Им приходилось общаться с чинами и посерьезнее, чем майор уголовки. У одного из них, того, что был помоложе, Степанов даже прочитал сомнение: а соизмерима ли красная корочка тому солидному учреждению, в которое он намеревался проникнуть? Но уже в следующую секунду он уверенно распорядился: