Он брел по краю распаханного поля, которое днем тянулось до самого горизонта. Вдалеке виднелись (когда не было тумана, но зимой туман был всегда) серые кроны деревьев, растущих вдоль насыпи у реки.

Если не считать собачьего лая и собственного тяжелого дыхания, тишина была полной.

На том берегу вдали светились слабые огни фабрик и мерцала желтыми точками электростанция.

Схваченные холодом пальцы начинали неметь, мороз поднимался по ногам и кусал за икры.

Вот дурак.

Рассердившись на отца, он впопыхах выскочил из дому и даже носки не надел. Снег падал ему на плечи, куртка начала промокать.

Черные контуры промышленных корпусов сменяли один другой. Кристиано прошел мимо склада сантехники. Унитазы. Кафельная плитка. Умывальники. Лес аккуратных штабелей вокруг здания. Затем магазин тракторов и сельскохозяйственной техники и задний фасад давно разорившейся заколоченной дискотеки.

"Все, сейчас описаюсь".

Кристиано погасил фонарик, переложил пистолет в карман куртки, спустил штаны и вытащил член.

От холода и страха бедняга окоченел. Стал похож на сосиску. Струя мочи расплавила снег, подняв с земли облачко едкого пара.

Стряхивая последние капли, он обратил внимание, что лай стал громче.

Следующей шла мебельная фабрика братьев Кастардин. Казалось, у пса в животе батарейки, он даже дыхание не переводил. Однако время от времени он переставал лаять и начинал выть, как шакал.

Кристиано включил фонарик и ускорил шаг. Прошло слишком много времени. Лысый наверняка уже рвет и мечет. Он так и видел, как тот носится по дому, будто лев в клетке.

5.

Кристиано Дзена ошибался. Его отец в этот момент был в туалете. Застыл перед толчком, одной рукой опершись о стену, и смотрел на свое отражение в черной воде на дне унитаза.

Лицо у него стало каким-то одутловатым. Куда подевались скулы? Впалые щеки. Похож на китаезу. Ему всего тридцать шесть, а выглядит на все пятьдесят. За последнее время порядком прибавил в весе. У него не хватало смелости встать на весы, но он и так это знал. И живот округлился. Он продолжал выжимать гири и качать пресс на лавке, но этот бугор под грудными мышцами и не думал уходить.

Он все не мог решить, отлить ему или стравить.

В желудке у Рино скопилась дюжина банок пива, пол-литра граппы и заспиртованная груша.

Блевать Рино не любил. Но если опорожнить желудок, наверняка полегчает.

Между тем пес не унимался.

"Какого черта там делает Кристиано? А вдруг он не станет стрелять?"

Одна половина мозгов отвечала "нет", у его сына хватит духу уложить собаку. Другая половина не была в этом уверена. Кристиано еще совсем малявка, делает все, потому что боится отца. А когда делаешь что-то со страха, а не со злобы, нажать на курок не хватает духу.

Фонтан желтой кислой жижи без предупреждения плеснул изо рта. Рино успел наклониться к унитазу, но часть блевотины растеклась по полу.

Враз обессилев, он опустился на биде, посреди вони.

Вокруг все завертелось, как в стиральной машине, и тут Рино вспомнилось его детство. Тогда здесь и в помине не было ни мебельной фабрики Кастардинов, ни прочих корпусов. Шоссе в ту пору было узкое, с рядами тополей и зарослями травы по бокам, чуть пошире какой-нибудь проселочной дороги. Вокруг были одни поля.

Недалеко от места, где сейчас стоит их дом, располагался трактир "Радуга" — сельская харчевня, где подавали поленту[2]с козленком и речную рыбу. А ровно на месте мебельной фабрики Кастардинов был старинный дом — смахивавшая на казарму скучная коробка с черепичной крышей, большим гаражом и полным гусей и кур гумном. В нем жил Роберто Коломбо со своей семьей.

На большое дерево у дороги Роберто прибил вывеску:

АВТОМАСТЕРСКАЯ

ремонт грузовиков, тракторов, отечественных и иностранных автомобилей

На том же дереве висели качели, и Рино приходил сюда играть с дочкой Коломбо.

От их дома, стоявшего у реки, досюда полчаса ходьбы. В то время отмахать полчаса пешком было парой пустяков.

"Как ее звали? Альберта? Антония?"

Ему говорили, что она вышла замуж и живет в Милане.

Однажды, когда она качалась на качелях, а он старался разглядеть ее трусики, появился ее отец.

Сидя верхом на биде, Рино не смог удержаться от улыбки.

За всю свою жизнь он ни разу не видел Роберто Коломбо иначе как в синем рабочем комбинезоне, с красным платком на шее и в жутких мокасинах из плетеной кожи. Сам он был коренастый и низкорослый, а стекла в очках были такие толстые, что глаза казались двумя маленькими точками.

— Сколько тебе лет, пацан?

— Одиннадцать.

— Одиннадцать, а ты все играешься, как сопляк? У тебя отец умер, а ты только и способен, что стоять и пялиться на трусы моей дочери! — Как ему удалось его засечь, было полной загадкой, учитывая, что у Коломбо оба глаза почти не видели.

Коломбо смерил Кристиано оценивающим взглядом, будто лошадь на ярмарке.

— Тощий ты, как дворняга, но сложен неплохо. Поработаешь чуток — нарастишь мускулы.

В общем, он взял Рино к себе в мастерскую. Работа была простая — наводить лоск на машины, чтобы они сияли, как в день, когда сошли с конвейера. Внутри и снаружи.

— Разбогатеть не разбогатеешь, но на пару приличных ботинок будет хватать. Поможешь своей мамане, небось еле сводит концы с концами.

Так Рино стал каждый день после школы ходить в мастерскую и, вооруженный насосом и губкой, заработал первые в своей жизни деньги.

Часов в пять Антония приносила ему бутерброд и пирожок с изюмом.

Рино попробовал встать, но безуспешно. Хотел открыть окно, чтобы проветрить в туалете.

Череда фантазий окутала его, как теплое одеяло. Он и Антония вместе. Свадьба. Дети. Мастерская. Как они там работают вместе с Кристиано.

Славные времена! Все было так просто. Работу найти легко. Безо всяких там долбаных законов о труде и профсоюзного мудежа. Если руки росли откуда надо и было желание, ты работал, а нет — вон, вали, откуда пришел. Без лишнего трепа.

Работаешь хорошо — уважают.

Потом однажды Рино приходит, а Коломбо сворачивает лавочку. Невесть откуда явился некий Кастардин и купил дом и всю землю кругом. И трактир "Радуга" в придачу.

— В Варрано открыли новые мастерские. Огромные, как заводы. Сюда больше никто не ездит... Он дал хорошую цену.

Вот и вся история.

— Он дал хорошую цену, — пробурчал Рино, вставая. — Ну ты и дурак.