– Я хотел привести тебя сюда с тех самых пор, как ты впервые открыла глаза, – сказал Туи. – Это священное место. Пик Вождей. – С этими словами Туи подошел к пирамиде из камней и положил на нее руку. – Придет время, и ты исполнишь свое предназначение, станешь тем, кем должна стать, встанешь на этой вершине и положишь камень на эту гору, как некогда сделали я, мой отец, отец моего отца и все вожди до них. В тот день ты, добавив сюда свой камень, сделаешь наш остров немного выше. Ты будущее нашего народа, Моана, а наш народ не там. – Туи указал на риф и огромный океан за ним. – Они здесь. – Вождь положил руку на плечо Моаны, и они оба посмотрели вниз, на лежавшую у подножия горы деревню. – Пришла пора тебе стать той, кем ты должна быть ради них.

Моана снова посмотрела на пирамиду из камней, протянула руку и коснулась камня Туи – в один прекрасный день сверху будет лежать камень, который положит сюда она.

- Думаешь, у меня получится? – спросила она.

Туи коснулся лбом лба дочери и потерся носом о ее носик.

– Ты станешь великим вождем, Моана с острова Мотунуи... Если сама этого захочешь.

Девушка посмотрела на отца снизу вверх, обдумывая его слова; она понимала: для него очень важно, чтобы она пошла по его стопам. Она наконец готова взять на себя ответственность и стать таким вождем, которым ее родители будут гордиться.

Отвернувшись от океана, Моана пристально посмотрела на остров, твердо вознамерившись найти свое счастье здесь. Она уверяла себя, что нет причин заглядывать за островной риф. Всё, что ей нужно, всё, что она любит, находится здесь, рядом с ней.

Несколько дней спустя, надев на голову венок из цветов, Моана в сопровождении своего любимца, поросенка Пуа, вместе с родителями отправилась на совет. По пути туда Моана заметила, как бабуля Тала танцует с волнами, и замерла на секунду, но потом пошла дальше, к хижине фале, в которой должен был состояться совет.

Пока совет собирался, барабанщики отбивали ритм на больших барабанах. Туи, Сина и Моана заняли свои места, и барабаны загремели быстрее, а потом замолчали. Туи опустил свой боевой топор, давая всем знак садиться. Однако не успел он открыть рот, чтобы начать собрание, как раздался оглушительный голос глашатая:

– НАРОД МОТУНУИ! ВОЖДЬ ТУИ!

– Спаси... – начал было вождь Туи, но глашатай снова его перебил:

– С ОСТРОВА МОТУНУИ!

– Спасибо, – сказал Туи, поворачиваясь к толпе. – Однажды Моана станет во главе нашего народа. С гордостью сообщаю, что сегодня вы все станете свидетелями ее достижений. – Он с нежностью посмотрел на дочь и протянул ей боевой топор вождя. Моана улыбнулась, чувствуя, как гордится ею отец. Все повернулись к ней: теперь настала ее очередь говорить.

Моана милостиво улыбнулась и набрала в грудь побольше воздуха, но, прежде чем она успела произнести хоть слово, опять загремел пронзительный голос.

– МОАНА С ОСТРОВА МОТУНУИ! – проревел глашатай прямо в ухо девушке.

От неожиданности Моана выронила тяжелый топор, чуть не отрубив нос поросенку Пуа!

Целый день Моана исполняла обязанности вождя Мотунуи, а селяне вместе с ее родителями следовали за ней и наблюдали.

Когда одна селянка по имени Майвиа пожаловалась на протекающую крышу, Моана забралась на стропила, посмотреть, в чем депо. Тем временем Майвиа объясняла родителям Моаны:

– Всякий раз во время шторма с потолка капает прямо в очаг, уж я и пальмовые листья добавляла, да всё без толку...

Сидевшая на крыше Моана крикнула:

– Порядок!

Она улыбнулась собравшимся внизу селянам.

- Дело было не в листьях, просто ветер сдвинул с места опоры, – сказала она. Потом откусила кусочек от угощения, которое ей поднесла Майвиа. – Ммм, очень вкусная свинина! – Тут Моана заметила стоявшего рядом поросенка Пуа и устыдилась того, что произнесла последнюю фразу так громко.

Чуть позже Моана стояла рядом со здоровяком Толо и держала его за руку, пока тому делали новую татуировку на спине.

– Ой-ой-ой! – без остановки повторял Толо, всё крепче и крепче сжимая руку Моаны.

– Ты отлично держишься, – заверила его Моана, стараясь, чтобы голос не дрожал: Толо стискивал ей руку до боли.

Несколько часов спустя она по-прежнему держала Толо за руку, и ладонь у девушки совершенно онемела.

– Осталось всего пять часов, – утешила она Толо, морщась от боли.

Тот сжал ее руку еще сильнее и пробормотал:

– Ой-ой-ой...

Когда татуировка Толо была, наконец, готова, он встал и обнял Моану в благодарность за поддержку, после чего нетвердой походкой направился к своей фале. Моана поглядела ему вслед, тряся онемевшей рукой, чтобы вернуть ей чувствительность.

Мимо проходил друг Толо по имени Асолейлей; он широко, радостно улыбнулся и поприветствовал приятеля.

– Мануйя! – прокричал он и хлопнул Толо пониже спины. Толо поморщился от боли и поскорее отошел от приятеля подальше.

Пуа старался не отстать от Моаны, пока та обходила деревню, оказывая помощь всем, кто в ней нуждался. Вот к дочери вождя подбежали, запыхавшись, две маленькие девочки и мальчик и начали наперебой что-то рассказывать. Они говорили быстро и громко, перебивая друг друга.

– Луа меня ударила! – выпалила Лоа.

– А Лоа ударила меня в ответ! – заявила Луа.

– А Лоа подумала: чобысделамона? – продолжала Лоа.

– «Что бы сделала Моана?» – пояснил Ла'а.

– Просто жуть, – вставила Луа.

– Так что она перестала бить меня по лицу, – заключила Лоа.

– И нарисовала для тебя картину, – добавил Ла'а.

Дети продемонстрировали дочери вождя кое-как нацарапанный рисунок, изображавший Моану, прекращающую жестокую, кровопролитную схватку. Моана посмотрела на картинку, раздумывая, как поступить.

– Это кровь, – пояснила Луа, показывая пальцем.

Моана улыбнулась и поблагодарила малышей за ценный подарок.

Спустя какое-то время к Моане пришла деревенская повариха Вела.

– Меня беспокоит петух, он лопает камни вон там, – сказала Вела, указывая на Хейхея, глуповатого на вид петуха с выпученными, ничего не выражающими глазами. В данный момент Хейхей пытался заглотить камень. – Похоже он растерял последний ум, необходимый для самосохранения. Может, было бы гуманнее просто его съесть?

Моана посмотрела, как Хейхей давится камешком и снова пытается его склевать.

– Ну, иногда наша сила скрыта глубоко, – сказала она. – В некоторых случаях – очень глубоко. Но я уверена, Хейхей не