Рассветная тишина вдруг с треском рассыпалась: с негромкой трелью домофона открылась подъездная дверь, и послышались легкие шаги по ступенькам. Пара мужских ботинок остановилась около Катенка.

Два волшебных звука:

«Кс…».

Катенок не успела поднять голову и рассмотреть незнакомого мужчину. Семеныч нагнулся, взял Катенка, и, держа ее на ладони, поднял высоко над головой.

«Смотри вверх!» – улыбнулся Семеныч, глядя на расширившиеся глаза Катенка. Она с восторгом смотрела вниз на увеличивающееся расстояние между знакомым прежде «миром» и ей самой.

«Вверх? Да мир-то еще и не начинался! Небо! Почему такое прозрачное? Почему нетвердое? И ничем не пахнет. Зачем же столько места выше, где никого нет, а внизу нельзя пройти так, чтобы тебя не задели, или ты не перешел кому-то дорогу?» – изумлялась Катенок.

Семеныч опустил ее вниз, и мир стал опять твердым асфальтом, то есть тем, что можно было ощутить лапами. Обычно пахло мокрой грязью после дождя, и прелой листвой.

Но «мир» с этого момента сильно изменился. У него появились светлые глаза, ласковые руки, широкие плечи, тонкий запах мужского одеколона, белая рубашка и темный костюм. А на правой руке – перстень с треснутым сапфиром на безымянном пальце и сбитая костяшка среднего…

Семеныч поправил на плече ремень от серой спортивной сумки и ушел.

Катенок растерянно смотрела вслед Семенычу. В руки она никому раньше не давалась, и гладить себя позволяла не всем. Чужое личное пространство Катенок уважала и требовала такого же отношения к себе. А этот мужчина не вызвал у Катенка никаких отрицательных эмоций, несмотря на свое бесцеремонное поведение.

На углу дома он обернулся.

* * *

Во дворе уже стемнело, когда Семеныч возвращался с работы. Неожиданно для себя он сделал небольшой крюк, пройдя не прямо до подъезда, а через детскую площадку, мимо сломанных качелей и низких лавочек. Он и сам не осознавал, что его ищущий взгляд блуждал по утоптанной дорожке, асфальту, газонной траве, кустам.

Но маленького пушистого комка на земле не было.

Естественно, встретиться во дворе они не договаривались. Но Катенок ждала Семеныча, а Семеныч ожидал увидеть Катенка. Хотя в этом они не признались бы даже и самим себе.

Катенок наблюдала за ним с крыши небольшого деревянного домика на детской площадке, забраться на которую для нее означало преодолеть жуткий страх перед высотой и будущим, когда с домика придется слезать, рискуя упасть. Но она залезла на облупленную крышу, когда с площадки ушли все дети. С домика лучше была видна дорога: Семеныч мог прийти либо с одной стороны дома, либо с другой. А ждать его возле подъезда – Катенок не хотела, чтобы Семеныч, во-первых, не прошел мимо и не сделал вид, будто не брал ее на руки утром, а во-вторых, не подумал о том, что она его ждет.

Его долгожданные шаги раздались совсем рядом, и Катенок, позабыв от радости о своем страхе, прыгнула Семенычу прямо под ноги, точно свалилась с неба.

– Привет! – сказал Семеныч и почему-то обрадовался. Присел, бережно провел рукой по спинке Катенка и взял ее на руки. Отпустить не смог. Ему и в голову не приходило завести себе кошку, но, когда Семеныч вновь приподнял ее на ладони и снова увидел восхищенные глазенки, то опускать на землю Катенка обратно у него тоже не возникло мысли.

Катенок вжалась в его ладонь, не выпуская коготков. Семеныч почувствовал, что она боится упасть, а также он заметил осторожный взгляд Катенка, косящийся на подъездную дверь. Семеныч почувствовал трепет напряженного пушистого комочка, который весил не больше нескольких пачек сигарет и помещался на его ладони.

Он поднялся по ступенькам, свободной рукой доставая ключи из кармана. Катенок забавно и медленно опускала ушки к своей голове, и Семеныч осторожно прижал ее к себе, словно защищая ее от ее же собственного страха и от внешнего окружающего пространства.

«Ты прелесть!» – услышал Семеныч, как если бы с ним заговорили. Он услышал это явно, как мысль, и неявно, как слова. То есть, совсем наоборот. Человек неявно слышит мысли, свои мысли, но четко слышит слова и звуки. Семеныч совсем не удивился. То ли потому, что слишком вымотался за день и устал, чтобы раздумывать о том, что правильно, а что – нет, то ли потому что вечерний банкет затянулся.

– Знаешь, мужчинам так не говорят! – весело возразил Семеныч.

«Кто не говорит?» – спросила Катенок.

– Никто так не говорит. Мужчина может быть сильным, умным. Ну, не знаю, разным, но мужчину так не называют! – ответил Семеныч, приложив круглый ключ к блестящему кружочку домофона.

«А я называю. Тебя называю», – упрямо пробормотала Катенок, уткнувшись мокрым носом в его ладонь в темном подъезде.

– А почему? – опешил Семеныч.

«Потому что это правда!» – смеясь, завершила разговор Катенок и на миг зажмурилась от включенного яркого света в коридоре.

Семеныч аккуратно опустил Катенка на пол и занялся своими делами: снял обувь, поставил спортивную сумку на полку, прочитал на телефоне пришедшее сообщение, после чего прошел в комнату и положил айпад на тумбочку, присоединив к нему шнур зарядки.

Одновременно Семеныч искоса наблюдал, как осваивается в квартире Катенок: она осторожно ходила за ним по пятам, с опаской озираясь по сторонам.

* * *

– Вербер в «Империи ангелов» писал, что кошки живут одновременно в двух мирах: в нашем, материальном, и в астральном. Существует или не существует астральный мир, сказать, конечно, несколько трудновато, – раздумывал вслух Семеныч.

Он снял пиджак и закатал рукава рубашки. Катенок понеслась за ним в ванную. Семеныч мыл руки и в зеркале видел отражение ее блестящих глаз. На миг они показались ему вовсе не кошачьими. Он вымыл руки и ополоснул лицо. Сняв полотенце с крючка, обернулся: – Но что-то в этом все-таки есть?

«Есть?» – вопросительно-насмешливо ответила Катенок.

– По-моему, на банкете я немного перебрал, – предположил Семеныч, опуская полотенце до пола как леску удочки. Катенок уцепилась за край и вскарабкалась по махровой ткани до ладони Семеныча. Когда он снова заметил ее заинтересованный и задорный взгляд, совсем не кажущийся ему кошачьим, Семеныч взял Катенка за шею, которую при желании можно было бы легко свернуть, стиснув два пальца. Он развернул ее округлую мордочку на себя и внимательно посмотрел на Катенка. Она сверкнула в ответ глазами, да так, будто пронзила током его зрачки, и отвернулась. Затем резко спрыгнула вниз, неловко ударившись о плитку лапами.

«Странная кошка, – вздрогнул Семеныч, промокая руки полотенцем. Катенок немного потеряла равновесие, потому что вода из раковины разбрызгалась на пол, сделав кафельную плитку скользкой. Но, справившись с падением и встав на лапки, Катенок гордо задрала голову вверх. Семеныч в это мгновение почувствовал все на себе: боль в конечностях от удара с высоты, скольжение на мокром полу и неуклюжую быструю возню, чтобы восстановить равновесие. Как будто бы он сам неумело спрыгнул с большой высоты на твердый, холодный пол. – Кошка. Да и кошка ли это? Котеночек-то не простой. Но какой славный! Даже не то, чтобы славный, а завораживающий какой-то. То есть, какая-то. Кошечка».