class="a">[33]. Действительно, в истории болезни С. А. Есенина, датированной 5 декабря 1925 года, среди других диагнозов значится: «delirium trem<ens> + halluc<ina-tia>»[34], что означает алкогольный делирий, а в просторечии — белая горячка.

Согласно медицинским данным, алкогольный делирий начинается обычно на 1–3-и сутки, в отдельных случаях — на 4–6-е сутки после прекращения употребления алкоголя. При этом бредовое состояние развивается обычно ночью, а днем может отступать. Статистика показывает, что ежегодно от алкогольного делирия умирает более 10 % больных алкоголизмом. Смерть наступает от отека мозга, заболеваний сердца, инсультов, дисфункции печени и других заболеваний. Кроме того, в отдельных случаях бредовое состояние может привести к самоубийству. Теоретически эти данные могут служить подтверждением версии самоубийства Есенина в результате приступа белой горячки.

Однако в этом сценарии есть один существенный недостаток. Дело в том, что симптомы алкогольного делирия всегда проявляются через некоторое время после резкой отмены потребления спиртного и никогда — в состоянии опьянения. Поэтому симптомы алкогольного делирия были обнаружены именно в больнице, где поэт был лишен алкоголя. Но после выхода из больницы Есенин три дня находился в нетрезвом состоянии. По приезде в Ленинград, по свидетельству Г. Ф. Устинова, Есенин пришел «с четырьмя полбутылками шампанского. <…> Вино было выпито. <…> Вечером он уже ждал меня. У него было накуплено много всякой всячины: гусь, разные закуски, разное вино, коньяк, шампанское. Был канун Рождества. Есенин пил мало, пьян он не был»[35]. На следующий день «Есенин опохмелился, но пьян не был»[36]. Е. А. Устинова подтверждает: «В тот день было немного вина и пива»[37].

По свидетельству В. И. Эрлиха, «время от времени Сергей умудрялся понемногу доставать пива»[38]. В воскресенье, 27 декабря 1925 года, появилось пиво: «дворник принес бутылок 5–6»[39]. По воспоминаниям Н. М. Гариной, вечером 27 декабря Устинов и Есенин звонили ей по телефону, и по голосу она догадалась, что они оба выпивши[40]. Этому можно верить, поскольку при вскрытии в желудке Есенина был обнаружен алкоголь.

Таким образом, никакой резкой отмены потребления алкоголя в последнюю неделю жизни Есенина не было: он все время находился в подвыпившем состоянии. А значит, не было и условий для проявления алкогольного делирия.

Над смертью Есенина ломал голову Б. Л. Пастернак. В письме Г. Ф. Устинову (24 января 1926) он писал: «Несмотря на объяснения, дававшиеся печатно, и на догадки, таимые про себя, нельзя отделаться от впечатления какой-то все же тайны, кроющейся за этой смертью»[41].

Ощущение этой тайны, скрывавшейся за неубедительностью объяснений смерти Есенина, которые давались современниками, и отсутствие непротиворечивых доказательств версии самоубийства побуждало мемуаристов и исследователей в последующие годы искать все новые и новые объяснения в рамках официальной версии самоубийства. Статья о Есенине в первой советской «Литературной энциклопедии» суммировала все основные варианты: «Богема и принимавший все более острые формы наследственный алкоголизм привели Есенина к гибели: под влиянием тяжелых психических переживаний он окончил жизнь самоубийством»[42]. Во втором издании «Большой советской энциклопедии» делался акцент на социологических причинах: «Крушение иллюзий о мелкособственническом „мужицком рае“, неумение освободиться от реакционно-мещанских представлений породили настроения т. н. „есенинщины“ — пессимизма, отчаяния, богемщины (циклы „стихи скандалиста“, „Москва кабацкая“, 1924). Е<сенин> покончил жизнь самоубийством»[43].

Более 60 лет версия самоубийства поэта безраздельно господствовала в общественном сознании и литературе о Есенине, но при этом в 1960-е—1970-е годы в качестве основной причины самоубийства стали указываться не социологические или политические обстоятельства, а политически и социально нейтральные медицинские диагнозы: «болезненное состояние»[44] или «состояние тяжелой душевной депрессии»[45]. «Тяжелая душевная депрессия» — это серьезный аргумент, и признаки депрессии у Есенина, конечно, были. Однако следует иметь в виду, что при жизни Есенина такого диагноза ему никто не ставил. Кроме того, самоубийство не является неизбежным следствием депрессии. Поэтому утверждение, что именно эта депрессия послужила причиной самоубийства, носит все-таки характер предположения, а не твердо установленного факта.

С отменой цензуры в 1989 году появилась возможность публикации материалов, ставивших под сомнение официальную версию смерти Есенина. Оказалось, что начиная с 28 декабря 1925 года негласно существовала альтернативная версия смерти поэта, противоречившая официальной и потому в условиях тотального контроля над средствами массовой информации не имевшая шансов появиться на страницах советской печати. Основоположниками этой версии независимо друг от друга стали несколько человек, часть из которых присутствовала при составлении милицейского протокола осмотра тела Есенина. Одним из них был поэт Н. Л. Браун, имевший к тому времени опыт работы санитаром скорой помощи. Он утверждал, что у Есенина были сломаны шейные позвонки и имелось глубокое проникающее ранение между правой бровью и правым глазом. Об этом он впоследствии рассказал сыну, который, в свою очередь, смог опубликовать эти материалы[46].

Другим сторонником версии убийства Есенина стал художник В. С. Сварог, зарисовывавший мертвого Есенина после снятия его из петли. Впоследствии он рассказывал журналисту И. С. Хейсину:

— Мне кажется, этот Эрлих что-то ему <Есенину> подсыпал на ночь, ну, может быть, и не яд, но сильное снотворное. Не зря же он забыл свой портфель в номере Есенина. И домой он «спать» не ходил — с запиской Есенина в кармане. Он крутился не зря все время неподалеку, вся их компания сидела и выжидала свой час в соседних номерах. Обстановка была нервозная, в Москве шел съезд, в «Англетере» всю ночь ходили люди в кожанках. Есенина спешили убрать, поэтому все было так неуклюже, и осталось много следов. Перепуганный дворник, который нес дрова и не вошел в номер, услышав, что происходит, кинулся звонить коменданту Назарову[47]… А где теперь этот дворник?

— Сначала была «удавка» — правой рукой Есенин пытался ослабить ее, так рука и закоченела в судороге. Голова была на подлокотнике дивана, когда Есенина ударили выше переносицы рукояткой нагана. Потом его закатали в ковер и хотели спустить с балкона[48], за углом ждала машина. Легче было похитить. Но балконная дверь не открылась достаточно широко, оставили труп у балкона на холоде. Пили, курили, вся эта грязь осталась… Почему я думаю, что закатали в ковер? Когда рисовал, заметил множество мельчайших соринок и несколько в волосах… пытались выпрямить руку и полоснули бритвой «Жиллет» по сухожилию правой руки, эти порезы были видны… Сняли пиджак помятый и порезанный, сунули ценные вещи в карманы и все потом унесли… Очень спешили… «Вешали» второпях, уже глубокой ночью, и это было непросто на вертикальном стояке. Когда разбежались, остался Эрлих, чтобы что-то проверить и подготовить для версии о самоубийстве… Он же и положил на стол, на видное место это стихотворение: «До