К моему великому разочарованию, он повел меня прочь от ворот Аттилы, мимо множества хижин, через огромное поле — к дальней части стены, окружавшей внутренний двор. Здесь располагались несколько домиков. В отличие от остальных, они стояли особняком, на расстоянии друг от друга, и выходили дверными проемами на запад, а не на восток. Та хижина, в которую меня отвел гаут, ютилась дальше всех, на небольшом холме. Отсюда я видела широкие поросшие травой просторы, которые начинались за верхушками частокола, огораживавшего внутренний двор, и заканчивались у городской стены, — настоящий подарок судьбы для меня, никогда раньше не бывавшей внутри крепостей.

Гаут знаками велел мне спешиться. Ноги у меня дрожали, и мне пришлось держаться за лошадь, чтобы не упасть. Обретя равновесие, я шагнула к завесе из овчины, которая прикрывала вход в хижину, но, услышав доносившиеся оттуда звуки, в нерешительности остановилась. Гаут тоже их услышал, он молниеносно соскочил с коня и отдернул шкуру в сторону. В проеме показалась молодая пара. Гаут прикрикнул на них на языке гуннов, замахнувшись кнутом. Прикрываясь скомканной одеждой, парочка боком выбралась из хижины и бросилась наутек. Гаут опустил свой кнут и рассмеялся, наблюдая за тем, как они бежали по открытому полю, сверкая наготой. Затем он повернулся ко мне, и его лицо приняло прежнее жесткое выражение.

— Заходи, быстро! — крикнул он.

Я вошла в хижину и, придерживая завесу, с волнением наблюдала за тем, как гаут сорвал суму с седла моего коня. Я убеждала себя, что должна радоваться компании человека, говорившего со мной на родном языке, но никак не могла избавиться от ощущения ненависти к нему. Гаут небрежно бросил суму в хижину, и она упала возле моих ног. Затем он вошел, прикрыв за собой овчину так, что внутрь хижины попадало совсем немного света.

Я осмотрелась, насколько это было возможно впотьмах. В хижине не обнаружилось ни окна, ни очага. В одном из углов виднелась груда овечьих шкур, такие же шкуры покрывали все четыре стены.

— Я пришла, чтобы увидеться с Аттилой, — сказала я.

В ответ гаут лишь засмеялся.

— Я должна его увидеть, — не сдавалась я. — Мне пришлось проделать долгий путь, и…

Он внезапно рубанул рукой воздух.

— Не смей покидать этой хижины, — произнес он намного громче, чем требовалось в стенах крошечной хибары. — Возле входа день и ночь будет стоять сторож. Даже не пытайся с ним заговорить. Ты вообще ни с кем не должна разговаривать. Если попробуешь бежать — тебя убьют. Понятно?

Я ничего не понимала. Грубость гаута противоречила тому, с какой легкостью я сюда попала. Я приблизилась к нему.

— А какое отношение к Аттиле имеешь ты?

Он засмеялся, но резко прервал свой смех.

— Я Эдеко, второй по старшинству, — похвастался он.

— Тогда отведи меня к тому, кто у вас первый, — прошипела я.

Эдеко скорчил гримасу, обнажив зубы. Заметив, как он медленно поднимает руку, я вздернула голову вверх, готовясь принять удар, но он замешкался, вздрогнул, а потом и вовсе безвольно опустил руку. Эдеко сплюнул и вышел вон.

А я осталась стоять на месте, обдумывая наш разговор. Неужели ход событий изменился и удача отвернулась от меня?.. И в этот миг я поняла, насколько устала. Сон на скачущей лошади мало помог мне восстановить силы. Наверное, оно и к лучшему, что встреча с Аттилой откладывается.

Я подняла сумку с земляного пола и спрятала ее под грудой шкур. Затем взяла шкуру с самого верха, расстелила ее и легла. Уснула я почти сразу, и тут же… оказалась в лесу, позади дома моих братьев.

Я шла между березами. Кто-то окликнул меня по имени. Обернувшись, я увидела, что это Сигурд. Он догонял меня, ведя своего коня под уздцы. Я бросилась к нему. И, оказавшись в его объятиях, воскликнула:

— О Сигурд, как мне было страшно! Я так рада, что нашла тебя. Теперь все будет хорошо. Ты же не оставишь меня один на один с Аттилой?

Он улыбнулся.

— Не оставлю. Я буду рядом с тобой, как это происходило всегда, знала ты об этом или нет.

Я прижалась к Сигурду. Мое сердце разрывалось от переполнявших чувств.

— У меня меч войны, — прошептала я. — И я собираюсь отдать его Аттиле.

— Путь это проклятое сокровище достанется гунну, — отозвался Сигурд. — Как бы ярко меч ни сиял, он способен приносить только беды.

В воздухе витал теплый аромат, похожий на легкий, чуть уловимый запах меда. Казалось, он исходил от Сигурда.

— Но если этот меч и в самом деле проклят, почему он не оказал никакого влияния на меня, ведь я столько дней везла его с собой? — спросила я.

Сигурд лишь улыбнулся в ответ.

— Ты думала о том, как назовешь себя? — спросил он.

— Брунгильда.

— Не стоит брать имя той, которая так тебя не любила. Накликаешь беду, — сказал Сигурд. — Почему бы тебе не назваться Ильдико?

— Ильдико, — повторила я и тут же вспомнила, что так звали одну из валькирий, много лет назад подружившуюся с моей матерью. Она помогла моим братьям появиться на свет.

— Ильдико, — сказала я снова, но на этот раз произнесла имя вслух и проснулась от звука собственного голоса.

Я долго лежала без движения. Сигурд часто снился мне с тех пор, как я выздоровела, но раньше он всегда оставался вдалеке, верхом направляясь куда-то вместе с другими мужчинами. Если же я видела его вблизи, то он молчал или не осознавал моего присутствия.

Отогнав мысль о том, чтобы вернуться ко сну, я села. Значит, Сигурд был со мной. Так он сказал. Какие бы опасности ни ожидали меня впереди, я буду спокойна, лишь бы только сон приносил мне временами образ Сигурда, ощущение его объятий, от которого у меня до сих пор пробегали мурашки по коже. Но все же видение меня озадачило. Ильдико… Мне бы и в голову не пришло назвать себя этим именем. И зачем я сказала Сигурду, что мне страшно, если я не ощущаю никакого страха? Напротив, мое безумие наделило меня отвагой.

Кто-то отодвинул завесу в сторону. Вошла гуннка, держа миску с мясом и хлебом и большую деревянную чашу с вином. Она поставила все это на пол, даже не взглянув на меня. Я вскочила и бросилась к завесе, но женщина уже удалялась, закрывая вход в хижину. Я лишь успела заметить стража, который стоял у входа, и солнце, низко висевшее на западе, над горизонтом. Оказывается, я спала довольно долго.

Ела я с аппетитом, жадно вгрызаясь в мясо, за такую манеру я не раз ругала своих братьев. Пить вино не хотелось, но в моей фляге не осталось воды, и пришлось сделать глоток. Вкус вина оказался совсем не так плох, как в прошлый раз, когда я попробовала его в бургундских землях. Я хлебнула еще.

Вскоре после этого завеса поднялась снова, и в хижину вошел гаут, Эдеко. Он не стал опускать за собой завесу и сел напротив. Я разглядывала его лицо, потягивая вино, отчего мои мысли обрели легкость и стали еще более дерзкими.