Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вам что-нибудь показать или сами разберетесь? – спросила мама, завершив необходимые формальности.
– Спасибо, я сам.
Корнилов повернулся к книжным стеллажам, и вдруг я увидела Мужчину. Я была в таком замешательстве, что даже приличия ради не могла отвести от него глаз.
При этом Корнилов не был похож ни на одно из классических воплощений мужественности: не Рэмбо, не Профессионал-Бельмондо, не даже Высоцкий в роли Дона Гуана. Илье Семеновичу было слегка за сорок, он был отнюдь не атлетического, а просто плотного телосложения, а фигура его казалась чуть обмякшей под тяжестью лет. Он был одет в самую ординарную белую рубашку с темными брюками и имел те самые ординарно-приятные черты лица, которые представляют собой идеальную внешность для шпиона. У него были пепельные волосы с красивыми вкраплениями седины. Я смотрела, как он засовывает в нагрудный карман новенький читательский билет, и у меня складывалось впечатление, что я никогда не видела более мужественного жеста. Спокойствие, сила, достоинство и полная уверенность в себе читались в его лице настолько ясно, словно легкие морщины на лбу складывались в письмена.
Корнилов заметил, что я беспардонно его разглядываю, и улыбнулся без тени смущения или раздражения:
– Я здесь первый раз, а вы, наверное, завсегдатай?
Я была поражена, как красиво он вышел из положения, молча кивнула и подбежала к маминому столу. Мама достала из ящика «Студенческий меридиан», протянула мне и тихо сказала, кивая в сторону Корнилова:
– Вот человек! Командированный, из Москвы, всего на три дня к нам, а уже в библиотеку записался. Другой бы водку вечерами глушил или по бабам шастал, а он… Интеллигент, он везде интеллигент.
Пока я сидела, листая журнал, успела заметить, что Корнилов весьма общителен: он уже завел разговор с соседями по столу и обсуждал с ними книжные новинки. Я заранее была готова к тому, что Мужчина проявит ум и красноречие, и эта уверенность только крепла с каждой долетавшей до меня репликой: «Знаете, сейчас модно очернять прошлое, но на этом можно заработать лишь дешевую популярность…», «Я считаю, что выше "Одного дня Ивана Денисовича" Солженицын так и не поднялся…», «Когда народ отрекается от своей истории, он отрекается от самого себя…» Собеседники спорили, распалялись, с энтузиазмом поддерживали, негодовали, один Корнилов ни на секунду не расставался с уверенной улыбкой и был незыблем в центре дискуссии, как утес, вокруг которого гуляют волны. Примерно через час он как-то плавно свернул разговор, встал и подошел к маминому столу:
– Извините, вы не подскажете, где я могу найти…
Я встала, стискивая в руке журнал, и, не веря своим ногам, двинулась в том же направлении. Мама уже отвечала на вопрос Ильи Семеновича:
– Фантастика? Ищите по фамилиям – у нас алфавитный каталог.
Илья Семенович рассмеялся:
– Помнить бы еще фамилии!
– Азимов стоит вон там, – сказала я, не веря теперь уже и собственным губам, – чуть ниже – Брэдбери и Булычев, потом – Воннегут, дальше – Гансовский и Ле Гуин, а на том стеллаже…
– Ого! – восхитился Илья Семенович. – Да вы, девушка, из «Клуба знатоков»!
– Это моя дочка, она все здесь знает! – произнесла мама на удивление густым и сладким голосом, словно на губах у нее были не слова, а мед.
«Дочка? Да что вы! Как же ее зовут? Инна? Очень приятно! Инна, вы меня отведете на экскурсию по фантастам? Вы учитесь или работаете?..» Неужели мне удалось завязать и на равных поддерживать разговор с Мужчиной? Надо сказать, что Илья Семенович помогал мне в этом, как опытный альпинист, идущий в связке с новичком; и скоро я уже отважно, почти без страховки карабкалась в гору, на вершине которой стоит извечный интерес мужчины и женщины друг к другу.
В ходе разговора Илья Семенович признался, что еще не был на месте дуэли Лермонтова, потому что не знает, как туда идти. Я предложила в экскурсоводы себя, и у меня тут же закружилась голова от взятой высоты. Но Илья Семенович не дал мне рухнуть в смущение: он тотчас поддержал меня, сказав, что будет счастлив иметь такого проводника. А потом мы дружно отправились испросить на паломничество матушкиного благословения.
К Лермонтову мы пришли на следующий день к вечеру. Дорогой я показывала Илье Семеновичу старинные особняки под ветвями плодовых деревьев, изящные и нарядные, точно дамы в Дворянском собрании. Мы видели прохладные беседки, внутри которых были краны с лечебными водами, и шутки ради пили нарзан. Мы любовались величественными горами, которые сошлись со всех сторон оградить наш хрупкий город. Я как будто попала в него впервые и впервые заметила, как он красив. Я словно впервые познакомилась с самой собой, и познакомил меня Илья Семенович.
Всю дорогу Илья Семенович задавал вопросы, но не «дежурные» и пустые, чем так часто грешат взрослые. Он не спрашивал меня, какой у меня любимый предмет в школе и кем я собираюсь стать. Вместо этого он спросил, чем я увлекаюсь. Я рассказала ему про книги.
– А кто твой любимый автор?
Илья Семенович в одностороннем порядке перешел со мной на ты.
– Из поэтов – Киплинг и Гумилев, из прозаиков – Иван Ефремов и братья Стругацкие.
Илья Семенович улыбнулся:
– Да, для твоего возраста это классический выбор. Сколько тебе, кстати, лет?
– Шестнадцать.
– Тяжелый возраст, правда?
– Почему тяжелый?
– Потому что быть ребенком уже не хочешь, а быть взрослым еще не можешь.
Я фыркнула:
– Я уже давно взрослый человек!
Илья Семенович сумел не улыбнуться, его губы просто сжались и немного дернулись.
– В твоем возрасте обычно нелегко на личном фронте.
Я фыркнула еще сильнее:
– Это если бегать за мальчиками или ждать, что они к тебе прибегут.
– А ты не бегаешь и не ждешь?
– Нет, конечно!
– Почему?
Илья Семенович казался искренне заинтересованным.
– Да они все какие-то… не такие.
– А какие для тебя будут такие?
– Ну… Вот вы «Унесенных ветром» читали? Помните Ретта Батлера? Вот такие! Или как Петроний в «Камо Грядеши».
– Да ни много ни мало… А скажи, пожалуйста, ты помнишь, каких женщин любили Ретт и Петроний?
Я, конечно, вспомнила Скарлетт – эту комету из энергии и обаяния, за которой летел целый хвост поклонников. Вспомнила и рабыню Эвнику – саму воплощенную красоту.
– Как ты думаешь, ты похожа на этих женщин?
– Да нет…
– Значит, Ретт и Петроний в тебя бы не влюбились.
– Ну и пожалуйста!
Илья Семенович расхохотался.
– Видишь, какой ты еще ребенок! Взрослый человек на твоем месте промолчал бы, а потом сменил тему разговора.