Он дал мне достаточно времени, чтобы привыкнуть к его внешности, прежде чем начал говорить.

– Садитесь, – сказал он довольно хриплым голосом. – Вы, насколько я понимаю, и есть Д. Г. Как расшифровываются эти инициалы?

– Дамарис Гордон. – Я села, по милости Божьей стул оказался здесь же, под рукой, не думаю, что я смогла бы сделать хотя бы шаг. – Мой отец... мой отец был... доктор Эндрю Гордон.

– Так я и думал. Я слышал о смерти вашего отца. Правду сказать, мы находимся в отдаленном родстве. Упоминал ли он когда-нибудь о своей связи с Гамильтонами из Данноха?

– Нет, думаю, что нет.

– Если вы сомневаетесь, покопайтесь в генеалогии. Я буду откровенен, мисс Гордон. Если бы я не сообразил, что под инициалами “Д.Г.” скрывается дочь вашего отца, я не стал бы откликаться на ваше объявление.

– Я понимаю. – Даже после того, как первоначальный шок прошел, мне все еще было трудно смотреть в это лицо. Я перевела взгляд на его руки, и это был еще один удар. Хотя он и был одет в домашний костюм – на нем был темно-серый утренний сюртук и белая рубашка, – руки его были затянуты в перчатки – не обычные мужские перчатки, но черные шелковые, которые так облегали его руку, что были похожи на нарисованные.

Он заметил, что я крайне неохотно поднимаю на него глаза, и потому уселся на стул, где солнечный свет безжалостно освещал его изуродованную шрамом щеку.

– Похоже, вы испытываете неловкость, мисс Гордон. Видите ли вы дверь справа от вас? В соседней комнате находится женщина, в обязанности которой входит прислуживать мне. Миссис Кэннон!

В дверном проеме, на который он указал, появилась леди. Ее морщинистое лицо и седые волосы принадлежали пожилой женщине, но ее платье павлинье-синего цвета, отделанное сливочного цвета бархатными бантами, скорее подошло бы молодой девушке. Вскоре мне предстояло узнать, что бесстыдная любовь к пышным платьям была болезненным свойством миссис Кэннон. В тот, первый, раз ее вид просто потряс меня, но вскоре я успокоилась. Широкие голубые глаза этой женщины были честны, словно глаза младенца, и почти столь же бессмысленны; морщинистый розовый ротик расплылся в улыбке, и я не смогла не ответить ей тем же. Затем, повинуясь жесту своего странного хозяина, дама удалилась.

– Не чувствуете ли вы, что необходимые условности соблюдены? – сардоническим тоном спросил мистер Гамильтон. Голос его был низким и хриплым. – Тогда можем продолжить. Я подумывал предложить вам место. Но я не ожидал, что вы так молоды и так...

Он не закончил предложения, оставив мне лишь в смущении гадать, какое именно слово он предпочел опустить. Щеки мои вспыхнули, и я прикусила язык – как все это было на меня не похоже!

– Должен сказать, – заметил мистер Гамильтон, не сводя с моего лица своих проницательных темных глаз, – что ваше объявление просто изумило меня. О чем думала ваша семья, когда позволила вам совершить подобную глупость? Ведь нет сомнения, что ваша тетя готова предоставить вам свой дом? И ведь всем известно, что вы обручены с вашим кузеном. Может быть, вы поссорились? Хочу предостеречь вас, мисс Гордон, что моя нужда в секретаре имеет известные границы. Я не желаю помогать вам дразнить кузена Рэндэлла.

Точно не помню, что именно я ответила, но на меня накатила волна ярости. Мистер Гамильтон трясся от смеха. Затем он несколько секунд безмолвно изучал меня. Наконец заявил деловым тоном:

– В ваши обязанности будет входить составление каталога и устройство моей библиотеки. Вам также придется писать под диктовку. Я готов назначить вам подобающее жалованье. Устроят ли вас подобные условия?

– Да...

– Это – преимущества данной должности. Но поскольку я, при всех своих грехах, человек честный, я сообщу вам и о недостатках. Мой дом находится на севере Шотландии и весьма далек от комфорта современной цивилизации. Единственные женщины вашего круга – это миссис Кэннон, которую вы уже видели, и... еще одна юная леди.

Он замолчал и нахмурился, глядя на свои руки, затянутые в эти странные перчатки. Потом сказал, отвернувшись:

– Эта юная леди – моя дочь. Она инвалид и не может ходить. Из-за своей болезни она избалована до крайней степени. И выглядит даже младше своих шестнадцати лет.

– Какая трагедия, – отозвалась я, думая, что понимаю, что он хочет сказать. – Я была бы счастлива сделать все возможное для мисс Гамильтон. Вне всякого сомнения, у нее есть гувернантка, однако когда человек привязан к постели, более глубокое изучение определенных предметов помогает скоротать время. Я могла бы заниматься с ней греческим или...

Громовой смех Гамильтона прервал меня на полуслове.

– Аннабель и уроки греческого! Вы даже не представляете себе, как это комично, мисс Гордон. У девчонки комариные мозги, да и нрав у нее ничуть не лучше. Я только пытаюсь предостеречь вас. Чтобы вы не ожидали многого от маленькой идиотки. Лично я советовал бы вам избегать ее. Я и сам так поступаю.

Я была в ужасе от такой жестокой речи, и думаю, что этот ужас отразился на моем лице.

Мистер Гамильтон пристально глядел на меня, его искривленный рот тронула полуулыбка. Длинные черные пальцы его правой руки нетерпеливо барабанили по столу.

– Вы колеблетесь? – спросил он тем же хриплым голосом, который я услышала в первый раз. – Меня это не удивляет.

Я подняла склоненную голову и посмотрела ему прямо в лицо:

– Я принимаю это место.

Не знаю, почему я это сказала. Было похоже, будто кто-то или что-то выговорили эти слова за меня. Но, странно, когда слова были произнесены, я почувствовала, что больше не боюсь.

– Нет, в самом деле нет! Я принимаю предложение, и все тут! Когда мы отбываем в... в...

– В Блэктауэр. – Мистер Гамильтон поднялся вместе со мной и подошел ближе. Когда он остановился, я собрала все свои силы, чтобы не отступить. Он был так высок, что моя макушка едва достигала его подбородка; казалось, он навис надо мной, словно гора. – Блэктауэр, – повторил он. – Мы отбываем через два дня, в десять утра.

Спускаясь по ступенькам, я восстанавливала в памяти детали этого странного собеседования. Нет, я не боялась мистера Гэвина Гамильтона, несмотря на его вид, его манеры и – в этом я теперь была уверена – его упорные попытки напугать меня. Но я могла себе представить, как на него отреагирует остальная часть человечества – на него и на его методы нанимать секретарей. Мистер Дауни – о господи, как он будет браниться!

Четырьмя днями позже, когда миссис Кэннон и я покидали отель “Королевские руки” в Данкелде, холодные капли, бившие нам в лица, более походили на снег, чем на дождь. Мы добрались до Данкелда вчера вечером, очень поздно – после утомительного путешествия по железной дороге; и теперь я, стараясь скрыть зевоту, дрожала на ступеньках гостиницы и любовалась бледным утренним светом, тронувшим серое небо на востоке.