Когда-то я не знал любви,

И, не любя, любовью наслаждался.

Все. Но я их никогда не забуду, — Салли с трудом удавалось выговаривать слова. — И вот я повстречала вас, — продолжила она, — сначала я думала, что не поеду сюда, что вы наверняка ненавидите меня. Рядом с вами я выгляжу такой жалкой, такой незначительной. Вы так великодушны, моя дорогая, — она тяжело опустилась на пол, и плечи ее подрагивали от рыданий.

Маргарет приблизилась к ней и стала гладить ее волосы.

— Не плачь, мое дитя. Мы обе любили Андре. Все уже в прошлом, мы ничего не можем поделать.

Но на лице у нее было выражение сильной ненависти к той, с кем она разговаривала, ненависти фанатичной, всепоглощающей, сводящей с ума.

В тот же вечер, раздевшись, Маргарет почувствовала, что сердце ее умерло. Жизнь окончательно потеряла для нее всякий смысл. Андре предал ее даже больше, чем она думала. Она чувствовала, что простила бы ему любую измену, кроме этой. Он посвятил ее стихи, самое ценное воспоминание о том замечательном времени сразу после свадьбы, этой глупой маленькой… шлюхе.

Когда-то я не знал любви,

И, не любя, любовью наслаждался.

Когда Маргарет забиралась в постель, на лице у нее застыла маска страдания. Хорошо, она за это заплатит, эта глупая вульгарная дурочка с ее дешевой сентиментальностью. Она, Маргарет, хотела увидеть женщину, которая так увлекла Андре. В ней просто должно было быть что-то особенное!

Она не могла заснуть всю ночь, ее мозг лихорадочно работал. Эта девушка, она должна заплатить за то, что украла ее воспоминания. «Мы обе любили его». Каким убогим все делала эта фраза.

В субботу, прогуливаясь по аллее, ведшей к замку, Салли сказала:

— Я живу здесь уже неделю. Думаю, скоро мне пора возвращаться. Не могу же я вечно жить так, не правда ли? Уеду во вторник, если это вас устроит.

— Если вам надо ехать, то мне нечего сказать. Вы знаете, что можете останавливаться здесь на любое время. Но в чем причина спешки? Дела?

— О нет, ничего подобного. Никто из моих друзей не знает ни когда я вернусь, ни даже где я. Даже странно, что никто не знает, что случилось со мной после всего этого. А эта поездка вообще никак не вписывается в мою обычную жизнь. Какой-то обособленный эпизод.

Они прогуливались. Вечер был очень тихим. Лишь приятный ветерок шептал в ветвях деревьев, которыми была обсажена аллея.

— Обособленный эпизод в жизни, — тихо повторила Маргарет.

Понедельник был замечательным. Наступило великолепное апрельское утро, одно из тех, что случаются не часто. Салли сидела на террасе в кресле из тростника и любовалась панорамой долины, залитой бледно-желтым светом тусклого весеннего солнца. Ей было немного жаль уезжать отсюда, и все же она была довольна — ведь замок пугал ее своим угрожающим видом, а эта парочка из кошмарного сна! Эта старая злобная Мари! Несколько раз за последние два дня Салли замечала, что старуха смотрела на нее взглядом, полным злобы, будто радовалась в душе какой-то грязной тайне, и Салли думала, что причиной неприязни Мари был плохо скрываемый ужас Салли перед сыном старухи. Пьер! Этот был грубым безмозглым животным. Да, в целом она была довольна тем, что уезжает. Услышав приближающиеся шаги, Салли подняла голову. Это была Маргарет, со стопкой журналов и газет под мышкой.

— Они только что из Англии. Я подумала, что вы не отказались бы просмотреть их. Кстати, если вы все еще намерены уехать завтра, то, возможно, не отказались бы прогуляться по замку. Вы ведь были только в одном крыле, там, где живу я. А замок очень интересен. Некоторые из его построек восходят к девятьсот какому-то году.

— С удовольствием, — Салли подошла к французскому окну, по другую сторону которого располагалась библиотека.

— Конечно, он в ужасном состоянии, — продолжила Маргарет, но вы можете все же получить представление, чем он когда-то был.

Они провели утро, гуляя по нескончаемым комнатам и коридорам, обладавшим какой-то магической силой, несмотря на свое полуразрушенное состояние. Они видели тяжелые китайские балдахины из расписной кожи, столь же потрепанные, сколь переплет старой книги, великолепные стулья, покрытые парчой, яркие гобелены, извилистые лестницы, резные деревянные галереи. Салли была немного ошарашена всеми своими ощущениями, не умещавшимися в ее мозгу. Наконец они вернулись в зал. Там, под большой лестницей, в камень была вделана узкая сводчатая дверь.

— Куда ведет эта дверь? — спросила Салли.

— В подвалы и темницы. Эта скала буквально пронизана ходами. Я сама не знаю их достаточно хорошо. Я думаю, что старая Мари — единственное живое существо, которое разбирается в них. Там внизу холодно и нет света. Да, в течение многих веков они использовались в страшных целях.

Она засмеялась и направилась в библиотеку.

Весь ленч Салли чувствовала зловещее присутствие старой Мари. Она вздрогнула. Старуха, должно быть, немного помешана. И как только Маргарет одна живет здесь…

Маргарет де Сивенн стояла в огромной каменной кухне замка. Перед ней сидел Пьер, и лицо его было напряжено в усилии понять, что говорит его хозяйка. За ним, сгорбившись, сидела в кресле-качалке старая Мари и вязала, и постукивание ее спиц было таким же регулярным и настойчивым, как тиканье часов.

— Ты хороший слуга, Пьер. Пришло время вознаградить тебя, не правда ли? Видишь, у меня для тебя подарок. Немного бренди, — Маргарет указала на опутанную паутиной бутылку, стоявшую на столе. — И это не все. Пей, мой друг. Веселись, и, возможно, сегодня вечером для тебя найдется что-нибудь еще более интересное.

Старуха взглянула на Маргарет, и глаза ее понимающе загорелись зловещим светом. Толстые губы Пьера изогнулись в улыбке. Он был отвратителен в своей безобразности.

— Мари, идем со мной.

Женщина последовала за Маргарет в коридор.

— Все в порядке. Это произойдет сегодня ночью. Смотри, чтобы он как следует напился. Мы сможем сами управиться с этим делом. Она не тяжела.

Ведьма издала кудахтающий звук, означавший ее согласие. Ее бедный Пьер! Пришло время, чтобы он немного позабавился, ведь он человек, не правда ли?

Салли хотелось спать. Она не могла понять, почему так устала. Должно быть, это подействовал ликер, который Маргарет заставила ее выпить после обеда. Комната расплывалась у нее перед глазами. Кровать… ей нужно лечь в кровать. Она слишком устала, чтобы раздеваться. Слишком устала…

Пьер сидел за столом на кухне. В руке у него