Без всякого предупреждения на меня накатывает приступ тошноты. Я пытаюсь убедить себя, что это всего лишь похмелье, абстиненция, но в глубине души сознаю, что это неправда. Это паника. Чистой воды ужас, который охватывает меня при мысли о том, что мне придется бросить Шона и снова остаться одной.

Не думай об этом, – говорит мне дрожащий и неуверенный внутренний голос. – Через пару минут тебе предстоит выход на сцену. Думай о деле…

Я сбрасываю скорость, съезжая с федеральной автострады на авеню Святого Карла, и тут подает голос мой мобильный телефон, наигрывая первые такты песни «Проклятое воскресенье» группы «U2». Мне не нужно смотреть на дисплей, чтобы узнать, кто звонит. Это Шон.

– Ты где? – спрашивает он.

Я все еще в пятнадцати кварталах от старинных особняков в викторианском стиле, выстроившихся по обе стороны Притания-стрит, но мне нужно успокоить Шона.

– Я уже совсем рядом с вами.

– Отлично. Сумеешь донести оборудование сама?

Мой чемоданчик со всеми принадлежностями одонтолога весит тридцать один фунт, а сегодня вечером мне понадобится еще и фотоаппарат на штативе. Может, Шон намекает, чтобы я попросила его встретить меня? Это даст ему возможность поговорить со мной наедине, прежде чем мы предстанем перед остальными. Но разговор наедине – это последнее, что мне нужно сегодня.

– Как-нибудь справлюсь, – отвечаю я. – У тебя какой-то странный голос. Что там у вас происходит?

– Все стоят на ушах. И ты знаешь, почему.

Я и в самом деле знаю. За прошедшие годы в районе Нового Орлеана и Батон-Руж трижды случались серийные убийства, причем в ходе расследования всех трех дел были допущены серьезные ошибки.

– У нас здесь детективы из шестого участка, – продолжает Шон, – но сейчас всем распоряжается оперативная группа. Мы будем руководить проведением расследования из штаба, как и все остальные. Капитан Пиацца уже готова сожрать меня живьем.

Он имеет в виду Кармен Пиаццу, американку итальянского происхождения пятидесяти с чем-то лет, жесткую и крутую даму, поднявшуюся по всем ступенькам служебной лестницы отдела детективов и возглавляющую сейчас департамент уголовного розыска. Если кто-нибудь и сумеет когда-нибудь выгнать Шона за связь со мной, то это будет Пиацца. Она в восторге от послужного списка Шона, в особенности от списка произведенных им арестов, но считает его ковбоем. И она права. Он упрямый, жестокий, безнравственный ирландский ковбой.

– Ей известно что-нибудь конкретное о нас с тобой?

– Нет.

– И никаких сплетен? Вообще ничего?

– Не думаю.

– А как насчет Джо? – спрашиваю я, имея в виду партнера Шона, детектива Джо Гуэрчио. – Может, он разболтал что-нибудь?

Секундное колебание.

– Этого не может быть. Послушай, просто веди себя неприступно и сдержанно, как всегда. Если не считать последнего раза. Как ты себя чувствуешь, кстати? Нервишки не шалят или что-нибудь в этом роде?

Я закрываю глаза.

– Пока ты не спросил, все было в порядке.

– Извини. В общем, поспеши. Жду. Мне пора возвращаться.

На меня вдруг накатывает волна беспричинного страха.

– Ты не можешь меня подождать?

– Наверное, будет лучше, если я не стану этого делать.

Лучше для кого? Для тебя…

– Отлично.

«Думай о деле, – приказываю я себе, высматривая номера домов на Притании, чтобы не проскочить нужный адрес. – От тебя ожидают профессионального поведения. Ты знаешь свое дело».

Факты достаточно просты. В течение последних тридцати дней трое мужчин были застрелены из одного и того же оружия, их тела отмечены одними и теми же укусами, и в двух случаях по образцам слюны с вероятностью восемьдесят семь процентов было установлено, что нанес их белый мужчина родом с Кавказа. В лаборатории Главного полицейского управления Нового Орлеана были проведены баллистические тесты, и эксперты сравнили пули. В судебно-медицинской лаборатории штата установили тождественность образцов ДНК из слюны. А я установила идентичность следов укусов.

На самом деле сделать это намного труднее, чем показывают по телевизору. Чтобы объяснить детективам из отдела по расследованию убийств, в чем заключается моя работа, я часто рассказываю им об одном судебно-медицинском эксперте, который с помощью искусственных вставных челюстей пытался оставить на теле идентичные отпечатки зубов. У него ничего не получилось. Вывод ясен даже патрульным полицейским. Уж если идентифицировать укусы, оставленные на теле одним и тем же комплектом зубов, представляется достаточно трудным делом, то что же тогда говорить об идентификации следов, которые могли быть оставлены зубами любого из миллионов наших сограждан? Даже сравнение следов укусов на теле с зубами небольшой группы подозреваемых в действительности намного сложнее, чем полагают большинство одонтологов.

Слюна, оставленная убийцей на месте укуса, может существенно облегчить дело, поскольку из нее можно выделить ДНК для сопоставления с образцами слюны подозреваемых. Но четыре недели назад, когда была найдена первая жертва, в отметках зубов на теле я не обнаружила следов слюны. Тогда я решила, что преступник – профессиональный убийца, который смыл следы слюны с укусов, чтобы помешать нам получить образцы ДНК в качестве улики. Но неделей позже, когда была обнаружена вторая жертва, моя теория разбилась в пух и прах. Я сумела взять образцы слюны с двух из четырех отметок зубов, оставленных на теле. Следовательно, теперь можно было предполагать, что мы имеем дело с разными преступниками, причем непрофессионалами. С помощью методов отражательной ультрафиолетовой фотографии и сканирующей электронной микроскопии, которыми я воспользовалась для анализа следов укусов, удалось установить, что обе жертвы погибли от рук одного и того же преступника. Баллистический анализ извлеченных из тел пуль свидетельствовал в пользу моих выводов, и шесть дней спустя, когда была убита третья жертва, моя гипотеза получила окончательное подтверждение после проведения исследования ДНК, взятой из слюны, оставшейся в месте укусов на теле. Один и тот же преступник расправился со всеми тремя мужчинами.

Важность этого открытия невозможно было переоценить. Главным критерием для классификации серийных убийств является наличие трех жертв, убитых одним и тем же человеком, причем в разных местах, и «период раздумий» между совершением преступлений. Я помогла доказать то, что почувствовала в то самое мгновение, когда увидела первую жертву. В Новом Орлеане на охоту вышел очередной хищник.

Мое официальное содействие расследованию закончилось на той стадии, когда я идентифицировала следы укусов, но я не собиралась останавливаться на этом. Когда Главное полицейское управление Нового Орлеана и ФБР совместными нелегкими усилиями породили на свет оперативную группу, я приступила к анализу других аспектов этого дела. Когда имеешь дело с убийствами на сексуальной почве, решающее значение для раскрытия преступления имеют критерии, по которым убийца выбирает свои жертвы. И подобно всем серийным убийствам, в основе преступлений, совершенных в Новом Орлеане – НОУ, или «убийства в Новом Орлеане», по терминологии ФБР, – лежат сексуальные мотивы. В таких случаях жертв всегда объединяет и связывает нечто общее, и именно это самое нечто и притягивает убийцу-хищника. Но жертвы убийств НОУ разнились по возрасту, физической форме и телосложению, роду занятий, социальному статусу и месту жительства. Единственной общей чертой у них было то, что все они были белыми, мужчинами, в возрасте старше сорока лет и имели семьи. Сочетание этих четырех фактов не позволяет включить их в общепринятую целевую группу, на которую охотятся серийные убийцы. Более того, ни у одной из жертв пока что не установлено каких-либо привычек, которые могли бы привлечь внимание преступника к нетипичной цели. Никто из погибших не был гомосексуалистом и не проявлял склонности к сексуальным извращениям. Никого из них никогда не арестовывали за преступления, совершенные на сексуальной почве, никто из них не подвергался преследованиям за жестокое обращение с детьми, равно как и не посещал стриптиз-клубов или им подобных злачных заведений. Вот по этой самой причине оперативная группа, расследующая НОУ, не продвинулась ни на шаг в поисках подозреваемого.