Боссюэ

Воскресенье, 2 октября 1774 года

Николя украдкой разглядывал сына. Вылитый он сам в юности. И гордая посадка головы — как у деда, маркиза де Ранрея, когда тот, обернувшись, смотрел прямо в глаза собеседнику. Тонкие черты еще не окончательно сформировавшегося лица отличались мягкостью, присущей внешности Сатин. Манеры благородные и непринужденные, без свойственной подросткам неловкости. Он спорил с Ноблекуром, засыпая старого прокурора цитатами на греческом и латыни, а тот, улыбаясь, исправлял солецизмы и варваризмы мальчика. Праздничный ужин, устроенный в доме на улице Монмартр в честь Луи Ле Флока, был в самом разгаре. Умиротворенный и счастливый, Николя сидел в окружении Семакгюса, Бурдо и Лаборда и наслаждался теплотой дружеского общения. Он специально не вмешивался в дискуссию, надеясь, что сын сам найдет свое место среди его друзей. И его надежды оправдывались: Луи чувствовал себя вполне в своей тарелке. Неведомая прежде роль отца, которую Николя предстояло разучить, преисполняла его одновременно и восторгами, и страхами.

Год завершался лучше, чем начался. Эхо заговоров и уголовных дел, последовавших за смертью его любовницы, госпожи де Ластерье, постепенно угасло. Он по-прежнему носил в сердце траур по покойному королю, при воспоминании о котором его охватывала светлая печаль. Бурный период его жизни, связанный со службой покойному монарху, к счастью, завершился радостным открытием: у него есть сын, рожденный Сатин пятнадцать лет назад. А когда старая Полетта узнала о случайной встрече отца и сына и об их бросавшемся в глаза сходстве, она решила вмешаться. Покинув свою деревню в Отейле, где она вела жизнь комфортабельную и благочестивую, она примчалась к Ноблекуру и, выступая от лица Сатин, убедила почтенного магистрата в необходимости подарить Луи отца, ибо до сих пор мальчик считал, что отец его неизвестен. Восприняв дело со всей серьезностью, старый прокурор сделался советчиком обоих родителей.

Щепетильности в избытке наличествовало как с одной, так и с другой стороны. Сатин боялась, как отнесется к известию Николя, ибо помнила, что когда-то он уже спрашивал ее, кто отец ребенка, и выражал готовность взять на себя ответственность за его появление на свет. Добрая девушка, она понимала сомнительность своего положения и опасалась, как бы из-за ее занятия признание отцом сына не привело к печальным последствиям. Николя, сохранивший в душе нежность к женщине, с которой он познакомился вскоре после своего прибытия в Париж, опасался, что оскорбит новую хозяйку «Коронованного дельфина», удалив ребенка из гибельной и развращенной среды веселого дома; одновременно он не намеревался ослаблять естественные узы, связывавшие сына с матерью.

Задачу, равную, поистине, квадратуре круга, решил Ноблекур, возложивший на себя задачу увязать интересы и чувства, сколь бы деликатными они ни были. Вооружившись пером, он составил список взаимных требований. Сатин обязалась вернуть себе имя Антуанетты Годле, полученное ею при рождении, и оставить свое теперешнее занятие. Николя брал на себя обязательство помочь ей приобрести у супругов, давно желавших удалиться от дел, небольшую лавочку на улице Бак, где она станет торговать модными товарами и предметами женского туалета. Самое сложное оказалось убедить Полетту; видя, как в одночасье рушится дело, переданное в надежные руки избранной ею преемницы, бывшая сводница бушевала так, что Николя незамедлительно вспомнил, с какой яростью эта изворотливая бестия в былые времена торговалась с полицией. Подождав, пока первая гроза пройдет, господин де Ноблекур, успевший к тому времени снискать благоволение сей не слишком почтенной в прошлом особы, осыпал ее куртуазными комплиментами, проявил чуткость и понимание, и в результате его вмешательство сотворило чудо. Полетта успокоилась, а неожиданное возвращение Президентши, чей английский вояж завершился катастрофой[1], позволяло устранить последние препятствия. При мысли о возможности вернуться в «Коронованный дельфин», а тем более в качестве хозяйки и управляющей делами, подруга Сатин запрыгала от радости. Не переставая ворчать, Полетта согласилась на все, а сделала еще больше. Под началом Сатин заведение не только процветало, но и приобрело определенную изысканность, что изрядно повысило его репутацию. Желая отблагодарить Сатин, Полетта сделала ей подарок, купив для нее маленький антресольный этаж в доме на улице Бак, где Николя уже приобрел для нее лавку.

Николя официально, в присутствии нотариуса, признал своего внебрачного сына и дал ему свое имя. Пользуясь своим влиянием, он сделал все необходимое, чтобы сведения, хранившиеся в полицейских архивах относительно прошлых занятий Сатин, затерялись навечно. Оставалось сообщить Луи о переменах, суливших серьезные изменения в его видах на будущее. Дело это казалось особенно деликатным, ибо могло вызвать у подростка подлинное потрясение. Ноблекур вызвался исполнить роль посредника, но Николя решил начать свою карьеру отца с откровенности и рассказать сыну всю правду. Впрочем, ему не в чем было себя упрекнуть, ибо о том, что у него есть ребенок, он узнал совсем недавно. Оставалось только выяснить, что думает сам подросток о решениях, принятых без его ведома.

Николя вспоминал, каким он сам был в этом возрасте, и, обращаясь к Луи, пытался представить на его месте самого себя, только много лет назад. Их первая встреча вдохнула в него мужества. В тени деревьев, окружавших дом Полетты в Отейле, он рассказал мальчику всю свою жизнь, ничего не опуская и обходя острые углы, дабы не набросить тень на мать ребенка. Луи, воспринявший все всерьез и вполне естественно, немедленно атаковал его вопросами. Летом их встречи участились; особенно они любили собираться в Вожираре, у доктора Семакгюса; там между отцом и сыном зародилось своеобразное чувство сообщничества, вскоре переросшее в нежную привязанность. Проверив знания сына, Николя, не переставая сожалеть об изгнании из королевства своих учителей-иезуитов, решил отдать его в коллеж ораторианцев в Жюйи, где воспитание, опиравшееся не только на классическое наследие, но и на современную философию, соответствовало идеям, которые маркиз де Ранрей внушал Николя, когда тот, будучи подростком, жил в Геранде. Особое внимание в коллеже уделяли современной литературе и преподаванию иностранных языков. Каникулы Луи будет проводить в Париже, поровну деля свое время между улицей Монмартр и улицей Бак.

— Когда я увижу короля, отец?

Николя вздрогнул: он забыл, где он сейчас находится. Марион и Катрина только что внесли дымящийся омлет с телячьими почками, и все приступили к трапезе.

— Я повезу вас в Версаль в одно из воскресений, — ответил он. — Мы будем слушать мессу в той же церкви, что и король, и у вас будет возможность как следует рассмотреть его величество, а затем приблизиться к нему в большой галерее.

Луи улыбнулся. Глядя на выражение его лица, у Николя сжалось сердце: на миг ему показалось, что сын удивительным образом похож на его сводную сестру Изабеллу.

— Как поживает господин Ленуар? — спросил Лаборд.

— Когда я видел его в последний раз, он пребывал в добром здравии.