— Ну что ты боишься? В конце концов, это твой отец. Не станет же он убивать тебя за то, что ты без дозволения зашла в его кабинет.

— Прежде всего, он ясновельможный пан, хозяин зачарованного замка и только потом отец своих многочисленных детей. Единственное отличие, что я дочь законная, истинная панна. Поэтому и слушается меня замок, хотя и не везде и не всегда. Тем с большей непреклонностью пан покарает ослушницу.

— Я не позволю, — забыв, что перед ним знатная пани, студент наклонился и поцеловал дрожащие губы.

Ани на миг замерла, отшатнулась и вдруг расхохоталась, как в ту минуту, когда они только увиделись.

— Ой, не могу! Ты только не сердись… у тебя губы пахнут рыбным пирогом!

— Что делать, не надо было пирог брать.

— Я ведь тоже от этого пирога кусала. У меня тоже губы рыбой пахнут?

— У тебя губы пахнут счастьем.

На этот раз Ани не пыталась отодвигаться и прятать губы. Но завершить поцелуй они не успели. За дверью, скрывавшей панский кабинет, хрипло засипели изношенные часы, а затем ударили куранты.

— Бежим! — выкрикнула Ани. — Сейчас проснётся отец!

Они пробежали какими-то тайными проходами, через комору, где проводили совещания советники пана. Свет не успевал вспыхивать на их пути. Огромный бальный зал, где кажется слышались торжественные звуки полонеза. На самом деле всё заглушал бой часов, словно куранты находились в соседнем помещении. Десять ударов, двенадцать, четырнадцать.

— Беги один! Я больше не могу!

Студент подхватил Ани на руки. Девушка была лёгкой, словно к ней вернулся пятилетний возраст.

Он совершенно не помнил, где был до этого, а куда попал только что, первый раз. Хорошо хоть свет загорался при его приближении. А иначе он попросту разбил бы себе лоб, врезавшись в стену.

Наконец, он вырвался в центральный проход, где они очутились, войдя в замок. Это место нельзя было спутать ни с каким другим. Два бесконечных ряда колонн, и в самом конце — замковые ворота.

Дымные факелы с шипением гасли за его спиной, источая угарный чад. Сзади было тихо, но студент чутьём чувствовал, что его догоняют. Вот и выход. Студент ударил кулаком в тёмную бронзу. Ворота не шелохнулись.

— Ани, очнись! — закричал студент. — Надо открыть ворота. Меня они не слушаются.

Голова Ани мёртво лежала на его плече, ни проблеска жизни не ощущалось в безвольном теле.

Студент беспомощно оглянулся. В пляшущем отсвете гаснущих факелов показалась фигура идущего пана. Ясновельможный был высок, породистое лицо спокойно. В том спокойствии чувствовалось столько безразличия, что немногие могли бы выдержать этот взор. Гладко выбритый подбородок, светлые волосы до плеч, усы, спадающие на грудь. Богатый наряд, мягкие ноговицы глушат шаги. В холёной руке — арапник, каким призывают к повиновению собак.

Небрежным движением пан скинул с плеч песцовую шубу, оставшись в шёлковой свитке.

«Неужели он и спал в шубе?» — мелькнула у студента мысль.

Не сказав ни слова и не меняя выражения лица, пан взмахнул арапником. Студент вскинул руку, стремясь спасти Ани от удара. Руку ожгло болью, на рубахе выступила кровь.

— Смерд… — процедил ясновельможный палач. — Шляхтич не позволил бы бить себя.

— Я не позволил бить девушку. Не так велика её вина, чтобы пускать в ход плеть.

— Об этом судить не тебе. Она влезла куда не следует и привела туда тебя. За это она будет наказана.

— Вот уж великое преступление для наследницы рода: зайти без спроса на кухню и съесть пирожок.

— За украденную корку вору полагается рубить руку.

— Ты не забыл, что это твоя дочь? И пирожок взят на твоей же кухне.

— У моей дочери за спиной тридцать поколений сановных предков. Она не станет таскать пирожки и ходить за руку со смердом. То, что ты держишь в охапке, это всего лишь кукла. Сам подумай, может ли живая пани менять свой возраст, как ей вздумается. Настоящая Ани спит в своей спальне, а кукла ей только снится. И я не буду куклу наказывать. Я её сломаю.

— Значит, всё-таки, «Спящая красавица», — потеряно пробормотал студент.

— Для тебя она не красавица, а госпожа! Красавицей её назовёт благородный жених. А для тебя мне осталось выбрать способ казни, за то, что ты по-воровски вполз в мой дом.

Пан ненадолго замолк и вдруг рассмеялся. Как непохож был этот смех на весёлый хохот Ани!

— Слушай, студент, внимательно. Я даю тебе шанс на жизнь. Сейчас я отворю ворота, и ты побежишь через парк. А я пойду будить Ани. Потом она снова уснёт, но прежде спустит со сворки собак. Думаю, им потребуется меньше минуты, чтобы порвать тебя в клочья. А куклу, если ты побежишь с ней, они растреплют и принесут мне. И уже никто не сможет помешать пороть её.

— Это очень похоже на манеры знатного пана, — ничего больше студент произнести не мог.

— Ты ещё не всё понял. Я же сказал, что даю тебе шанс на жизнь. Говорят, что школяры — народ быстроногий. Если ты бросишь куклу и помчишься что есть мочи, то не исключено, что сумеешь добраться к железному мосту. Смотри, не сорвись с балки; вода в канале ядовитая. Оказавшись на том берегу, можешь уже не торопиться. Собаки на тот берег не пойдут, и сторожа будут ожидать у моста. Ты явишься в село и тут же уедешь в город. Ты станешь зубрить семь свободных искусств в своём занюханном университете, а по пятницам сидеть в корчме у Томашека, наливаться пивом и вспоминать несбывшееся. Но даже наедине с собой ты не осмелишься произнести имя благородной пани. По ночам ты будешь мылить верёвку, но не осмелишься удавиться, ведь твоя храбрость умерла здесь, у ворот моего замка, когда ты бросил на землю куклу. Я стану наблюдать за тобой, и мне будет приятно видеть твою кончину.

Ударом кулака пан сбил засов. Ворота распахнулись.

— Беги, студент.

— Нет. Я никуда не побегу. Когда Ани — настоящая Ани — откроет глаза, я должен быть рядом.