Река осталась позади, и Эйла вновь оказалась среди бескрайних степей. Солнечные дни теперь случались куда чаще дождливых – тепло, шедшее с юга, наконец-таки обогнало странницу. Почки деревьев и кустарников обратились в листву; на концах веточек хвойных деревьев появились нежные светло-зеленые иголочки, Эйла то и дело срывала их и жевала – ей нравился резкий горьковато-кислый вкус молодой хвои.

Она шла не останавливаясь весь день и к вечеру добрела до ручья, возле которого решила остановиться на ночлег. Проблем с водой у нее пока не было. Весенние дожди и потоки талой воды, что бежали откуда-то с севера, сливались в ручьи и реки, струившие свои мутные воды по вымоинам и распадкам, которые в скором времени должны были превратиться в сухие безжизненные лощины или в лучшем случае в жалкие, то и дело пересыхающие речушки. Обилие влаги в этих краях – явление преходящее и весьма кратковременное. Влага эта стремительно уйдет в землю, но сначала степь – хоть и ненадолго – расцветет и наполнится жизнью.

Едва ли не за одну ночь свежая яркая зелень молодых трав украсилась цветами – белыми, желтыми, багряными, несколько реже – ярко-голубыми и алыми. Вид цветущей степи чаровал и радовал Эйлу – весна всегда была ее самым любимым временем года.

Степные просторы наполнились жизнью. Теперь она могла не экономить прихваченные в дорогу скудные припасы – найти пропитание не составляло труда, причем на поиски пищи у нее уходило совсем немного времени. Каждая женщина Клана умела собирать на ходу съедобные травы, цветы, почки и ягоды. Отыскав ветку покрепче, Эйла очистила ее от веточек и листочков и, заточив более толстый конец кремневым ножом, стала использовать ее для выкапывания кореньев и луковиц. Собирать их было легко – одной много ли надо.

Помимо прочего, Эйла умела делать и то, на что другие женщины Клана были не способны. Она умела охотиться. Ни один мужчина Клана не владел пращой так искусно, как Эйла, – это признавали все. Она научилась этому сама и дорого заплатила за это умение.

Цветущие растения и пышно разросшиеся травы выманили из зимних нор сусликов, гигантских хомяков, больших тушканчиков, кроликов и зайцев. Эйла достала пращу из корзины и подоткнула ее под ремень, которым была подвязана меховая накидка. Она продолжала носить на том же поясе и свою палку-копалку, сумка же с амулетами висела на пояске, перехватывавшем на талии ее нижнюю накидку.

Эйла не знала проблем ни с едой, ни с дровами. Она умела добывать огонь, а веточки и маленькие деревца можно было найти по берегам многочисленных пробужденных весенним паводком речек; кое-где попадался и бурелом. Эйла собирала в корзину и ветки, и сухой навоз, однако костер ей удавалось развести далеко не всегда – то не хватало дров, то они оказывались чересчур сырыми, то Эйла чувствовала себя слишком усталой для того, чтобы заниматься столь непростым делом.

Она не любила спать на открытых местах, если рядом с ней не горел костер. На бескрайних лугах паслось великое множество крупных травоядных животных, и это не могло не привлечь сюда самых разных четвероногих охотников. Последние старались держаться подальше от огня. В Клане было принято носить с собой тлеющие уголья – это было почетной обязанностью одного из мужчин. На каждой новой стоянке разводился новый костер, причем развести его не составляло никакого труда – для этого было достаточно раздуть уголья. Прошло немало времени, прежде чем Эйла решила обзавестись орудиями для добывания огня. Сделав это, она поразилась тому, что столь простая мысль не пришла ей в голову раньше.

Впрочем, в тех случаях, , когда трут или дерево оказывались сырыми, ей не могла помочь и палочка для добывания огня. Эйла вздохнула с облегчением только после того, как наткнулась на костяк зубра.

Луна прошла еще через один цикл, и сырая, прохладная весна сменилась ранним летом. Эйла продолжала свой путь по широкой прибрежной равнине, плавно спускавшейся к внутреннему морю. Из-за сезонных паводков с их илом и наносами вытянутые устья рек часто перекрывались песчаными отмелями и косами, здесь было множество заводей и лагун.

Эйла выбрала для ночной стоянки место посуше, а утром остановилась возле небольшого озерца. Вода в нем казалась застоявшейся и непригодной для питья, но кожаный мешок Эйлы был уже почти пуст. Она зачерпнула в ладонь воды из озерца, сделала глоток, но тут же с отвращением выплюнула и принялась ополаскивать рот водой из своего мешка.

«Неужели зубры могут пить эту воду?» – поразилась Эйла, заметив неподалеку выбеленные солнцем и ветром кости и череп зубра с длинными конусообразными рогами. Она поспешила отойти от застойного озерца, от которого веяло погибелью, но увиденное не выходило из головы. Белый череп и длинные рога – изогнутые полые рога…

Днем Эйла остановилась на берегу реки, решив развести костер и изжарить убитого ею кролика. Солнце припекало все сильнее. Она сидела на корточках, вращая между ладонями палочку, поставленную на сухую плоскую деревяшку. Ах, если бы где-то поблизости был Грод со своими угольями…

Она вскочила на ноги, бросила палочку, деревяшку и тушку кролика в корзину и поспешила назад, к озерцу, виденному ею этим утром. Оказавшись на берегу, она стала рассматривать череп зубра. Грод носил тлеющие угольки в полых рогах зубра, предварительно завернув их в сухой мох или лишайник. Значит, то же самое теперь могла сделать и она.

Она принялась дергать за рога и тут же почувствовала что-то вроде угрызений совести. Женщины Клана никогда не носили огонь – им это было запрещено. «Но тогда кто будет носить его для меня?» – подумала Эйла и тут же, собравшись с силами, выломала рог. После этого она спешно покинула берег озера, словно боясь, что кто-то незримый уличит ее в запретном поступке. Сейчас само ее выживание зависело от того, сможет ли она приспособиться к образу жизни, чуждому ее собственной природе. Нужно было забыть все то, чему ее учили с детства, и положиться единственно на собственную сообразительность. Рог зубра являлся только началом этого пути, который мог оказаться бесконечно долгим и мучительным.

Впрочем, сохранение огня оказалось не таким простым делом, как она думала прежде. Утро началось с поисков сухого мха, в который следовало завернуть угольки. Однако мох, который в изобилии встречался в лесистых окрестностях пещеры, на открытой всем ветрам равнине отсутствовал напрочь. Она попыталась заменить его сухой прошлогодней травой. К ее крайнему расстройству, к тому времени, когда она решила остановиться на ночлег, уголек уже успел потухнуть. Тем не менее она не оставила попыток и вскоре научилась сберегать тлеющие уголья так, что они сохраняли свой жар до очередного привала. Умение это пришло к ней далеко не сразу, но теперь на ее поясе, помимо прочего, висел и рог зубра.

Все ручьи и речки, встречавшиеся на пути, Эйла переходила вброд. Когда же она оказалась на берегу по-настоящему широкой и большой реки, она поняла, что нужно искать какой-то иной способ переправы. Несколько дней она шла вверх по течению. Река стала забирать на северо-восток, при этом оставаясь такой же широкой, как и в низовье.

Эйла справедливо полагала, что она уже вышла за пределы той территории, на которой могли охотиться мужчины из Клана, однако ей страшно не хотелось идти на восток. Понятия «восток» и «Клан» означали для нее одно и то же. Она не могла вернуться, не хотела даже двигаться в этом направлении. Вместе с тем оставаться на этом пустынном берегу было невозможно, следовало каким-то образом переправиться на другую сторону реки.