— На тебя много жалоб. Хамишь людям, не понимаешь специфики. Иной бабульке просто доброе слово скажи: и хрен с ним, с текущим краном, зато какой человек душевный! Как на такого жаловаться? — выговаривал Ермилин.

— Не хамлю, — привычно огрызался слесарь, — а бабки ваши меня задрали. Как и этот тринадцатый дом. Такое ощущение, что они соревнуются, кто из них раньше меня в могилу сведёт.

— Сам знаешь, — подтягивался и становился строже мастер, — дом старый, денег на ремонт сантехники, кхгм-кхгм, нет. Надо на заплатках доехать до светлого будущего, того самого, где маячит новый дом.

— Знаю, как же. Гнилые трубы-то на хрен менять, а вот подъезды отремонтировали, чтобы работу видно было. Покрасили самой вонючей краской. Уж пара недель после ремонта прошла, а дух такой стоит, что я до сих пор глазами маляров ищу. Подъезды теперь прямо на выставку отправлять можно, — парировал слесарь, которого так и подмывало спросить, на какие деньги начальник их «Помощника жильца» в прошлом году купил себе новую машину. И не в кредит, как они все, простые работяги. Впрочем, что толку спрашивать об очевидных вещах?

— Ты, Борисыч, будь лояльным и соблюдай субординацию, — ещё больше подтягивался мастер. Даже его пивное пузо, напоминающее гигантский барабан — причудливым образом втягивалось, — не нашего ума, что надо делать, что не надо. Исполняй и всё. И бабулькам не хами уже. А то выговорами замучаю.

— Замучай, — как будто даже радовался в ответ слесарь, — заявление могу хоть сейчас написать. Давай бумагу и ручку.

— Но, но! Сразу ему заявление! — взгляд мастера начинал встревоженно перескакивать со слесаря на стопку бумаг, потому что очереди из желающих работать в их конторе не наблюдалось. Потом он миролюбиво добавлял. — Ладно, чего там. Беседу я с тобой провёл. Иди, работай.

Так обычно заканчивались профилактические беседы между мастером и подчинённым, которому с одной стороны, осточертела работа в «Помощнике жильца», с другой — уходить было лень. Конечно, при нынешних расценках на сантехнические работы можно было устроиться в какую-нибудь фирму с хорошей зарплатой, а то и открыть собственный бизнес, но… Там пришлось бы много работать, а Борисычу нравилось пока всё в его жизни: и расслабленный график, и даже привычное беззлобное переругивание с местными домохозяйками. Вот такой противоречивой личностью был слесарь Борисыч.

3

Очередная оказия случилась у Татьяны Савельевны с трубой парового отопления. Намечающееся на ней коричневое пятно коррозии погнало старушку в «Помощник жильца» ещё летом, когда была возможность замены.

Бригадир, живот которого вновь вызвал в ней искреннее желание поинтересоваться, на каком месяце беременности тот находится, встретил пенсионерку без особого восторга.

— А, это вы… Здравствуйте, здравствуйте, — сказал он и попытался удрать по неотложным делам, требующим его незамедлительного вмешательства.

К счастью, Татьяна Савельевна успела ухватить Ермилина за рукав спецовки.

Поняв, что бегство не удалось, бригадир тоскливо посмотрел в окно и достал из кармана заветный блокнот.

— Давайте ваши жалобы, всё оформим в наилучшем виде, — ласково улыбнулся он женщине.

Как заправский фокусник, мастер показал чудеса ловкости, стремительно записав заявку, выделив её ярким маркером и клятвенно пообещав замену трубы в ближайшую неделю.

Через две недели после того, как пенсионерка обратилась в первый раз, не дождавшись обещанного ремонта трубы, она вновь отправилась в ЖЭУ. На этот раз бригадир успел улизнуть, но Улитина оставила заявку и слёзно просила прислать ей слесарей для ремонта или замены трубы. Так, совершенно незаметно минуло полгода. Заявки Татьяны Савельевны загадочным образом испарялись и найти их следы было невозможно.

В начале декабря труба понемногу потекла. По каплям. После бесполезных звонков, пенсионерка вновь отправилась в управляющую компанию. К её безмерному удивлению, вздыхая и недовольно морщась, Борисыч пришёл к Татьяне Савельевне в тот же вечер. Скучающим взглядом осмотрел трубу, потрогал обои, которые казались чуть важными. Но явной протечки не нашёл.

— Конечно, надо менять! — он хотел прибавить что-нибудь саркастическое, в своём репертуаре, вроде: «После дождичка в четверг!», но посмотрел на старушку и передумал.

Впервые за долгое время ему стало искренне жаль пожилую женщину. Можно сказать, неизведанное доселе прожженному цинику чувство поднималось из глубины души, пролезало в гортань, непрошенными слезами защипало в глазах.

— Надо менять, конечно, — совсем другим тоном произнёс Борисыч, не к месту вспомнил о новенькой машине их начальника и опустил глаза.

Правильно говорит всезнающий Петрович: «Инициатива имеет инициатора. Не выпендривайся».

— Уж не знаю. Переезжать-то будем или нет? А то говорить — много говорят, до конца этого года обещали всех переселить, а сами ремонт затеяли в подъезде, совсем запахом краски уморили. Если переезд, зачем ремонт? — Татьяна Савельевна прижала руки к груди, воззрилась испуганно и доверчиво.

Так смотрят на человека, который может решить проблему, от которого что-то зависит. А что он мог? Не выпендриваться. Кто ему эта старушка? Борисыч глубоко вздохнул, старательно затаптывая жалость тяжёлыми ботинками.

— Да будете, конечно! Вот же рядом новый дом строится! — Борисыч ткнул корявым пальцем в стену, за которой слышался отдалённый грохот. — А по поводу ремонта, что сказать! Начальство решает, надо косметический делать или нет. Про трубу вашу скажу следующее: поменяю, если мастер даст такое указание. Просто сейчас морозы, если нет явной протечки, вряд ли будет решение о замене трубы.

Он принялся долго объяснять, что в мороз придётся отключать отопление у всего дома, а это чревато, сами понимаете… Татьяна Савельевна кивала. Она всё понимала. И кажется, стена за трубой всего лишь казалась ей влажной. Можно же потерпеть, ничего страшного не происходит…

Пока Борисыч рассказывал о нелёгкой работе слесаря, в комнате начало твориться что-то непонятное. Улитиной вдруг показалось, что из батареи парового отопления появился и стал вытягиваться провод. Женщина даже заморгала, пытаясь лучше разглядеть, что это, и едва не закричала в голос.

Тонкий отросток, окрашенный в кремовый цвет батареи, извиваясь и утолщаясь, рос на глазах, тянулся к ноге ничего не подозревающего Борисыча. Татьяна Савельевна, кажется, даже разглядела чешуйки шелушащейся краски на плотоядно извивающемся щупальце. Ничего не подозревающий мужчина между тем сфотографировал трубу, отправил снимок Петровичу.

— Скинул начальнику, что он решит, — пояснил Василий Улитиной.

— Да, хорошо! — громко, как будто слесарь