Представляю и улыбаюсь, размечтавшись. Не замечаю ступеньку, спотыкаюсь, и в последний момент меня вместе с ребенком хватает в охапку Тимур.

— Еси ты не будешь смотреть под ноги, когда у тебя на руках ребенок, вылетишь в ту же секунду, — он говорит, а сам смотрит в сторону, как будто ему неприятно на меня смотреть.

А почему «как будто»? Просто неприятно и все.

— Извини, — улыбаюсь и говорю извиняющимся тоном, но Тимур так и не смотрит в мою сторону.

— Иди. Я тебя предупредил.

* * *

Детскую Тимур сделал рядом со своей спальней, и когда мы проходим мимо знакомой двери, мне хочется зажмуриться. Я была там счастлива за этой дверью, пусть недолго. И что бы Тим не говорил о лжи, я знаю, что наша дочь родилась от любви. Пускай это была только моя любовь, но она была. Мне показалось, или по лицу Тима промелькнула мрачная тень?

Спохватываюсь и прогоняю грустные мысли. Тимур открывает следующую дверь, мы входим в детскую, и я не могу удержаться от восхищенного возгласа:

— Тим! Как красиво!

Он бросает на меня удивленный взгляд, а я восхищаюсь абсолютно искренне. Комната оформлена в розово-лиловых тонах, все подобрано идеально, начиная с пеленального столика и заканчивая бантами на шторах.

Ясно, что здесь поработал дизайнер, но сама я ни за что не смогла бы сделать для дочки такую детскую комнату. Мы подходим к кроватке, над которой нависает развесистый балдахин с музыкальной игрушкой. Тимур развязывает рукава рубашки и забирает ребенка.

Он сам укладывает дочку в кроватку, а я смотрю, как бережно он поправляет ее головку, чтобы было удобнее. Как заботливо укрывает ее, как гладит ее пальчики — одним своим большим сразу все дочкины. Тимур очень старается быть хорошим отцом. Так может, все это чушь, что мы, детдомовские, не можем быть хорошими родителями?

Пока он склоняется над кроваткой, я продеваю руки в рукава рубашки — она большая, я могу завернуться в нее как в халат. Или я просто похудела? Блузку сворачиваю пятном внутрь и нерешительно осматриваюсь. Куда ее девать?

По-хорошему, мне нужно вернуться домой, переодеться, сложить вещи. Но стоит представить, что я выйду из этого дома, становится страшно.

Он передумает, переспит ночь и решит, что погорячился, когда взял меня на работу. И я больше не увижу свою девочку. От этой мысли даже в пот бросает. Нет-нет, нельзя никуда ехать. Попрошу у Тимура его старые футболки, которые не жалко — не станет же он жадничать.

— Ника, тебе наверное нужно съездить домой, забрать вещи, — он как мысли читает, и я поспешно его перебиваю.

— Нет. Не надо. Мне ничего не надо, Тимур, я могу так…

Он скептически смотрит на меня, я представляю, что он видит — огородное пугало в рубашке на пять размеров больше. Наверное, со стороны я выгляжу смешно, но Тимур не смеется.

— Ты можешь дать мне свою старую футболку, у тебя же есть футболки, какие ты уже не носишь?

Он снова смотрит на меня странным взглядом и кивает.

— Есть.

— А лучше рубашку, — и добавляю, смущенно отводя глаза: — В ней удобнее кормить…

— Хорошо, я попрошу горничную что-то для тебя подобрать, — соглашается Тимур, — но потом ты возьмешь водителя и поедешь за вещами. Тебе же надо вернуть все это барахло и документы. Я так понимаю, знакомые снабдили?

Снова смущенно отворачиваюсь, даже щеки начинают гореть. В его глазах я опять выгляжу лгуньей, способной на все, чтобы проникнуть в его дом. И каждый раз я делаю все, чтобы Тимур убеждался, что мне нельзя доверять.

Но без его доверия я проживу, а без дочери нет, так что свой выбор я уже сделала. И тут я замечаю, что в детской нет кровати для меня, только одно кресло.

— А где я буду спать, Тимур? — спрашиваю, оглядываясь.

Он поднимает на меня глаза, и я поражаюсь, сколько в них холода.

— Как где? У себя в комнате. Здесь есть радионяня, ты услышишь, если ребенок заплачет.

— Но так же неудобно, Тим! Ты не переживай, я могу и на раскладушке спать, и на надувном матрасе. Кормить лежа даже удобнее, и я…

Его глаза становятся ледяными.

— Ты плохо меня слышишь, Ника? Обслуга не будет жить на одном этаже со мной и моей дочерью. У тебя будет своя комната, и будь добра, когда в твоих услугах не будет необходимости, постарайся оттуда не выходить.

Ошалело смотрю на Тимура. Обслуга? Он никогда не называл так свой персонал. Помощники по хозяйству, сотрудники, охрана — да как угодно, но только не обслуга. Тимур всегда был предельно вежлив с теми, кто живет в его доме, и никогда не позволял себе таких выражений.

Я представляю, что сказал бы на это Робби, и его выражение лица. Открываю рот, чтобы возмутиться.

— Что-то не так? — ледяным тоном спрашивает Тимур. Медленно качаю головой.

— Нн-нет, все нормально.

— Тогда пойдем, я покажу тебе твою комнату. Кстати, подумай, какой оклад тебя устроит. С учетом, что ты без опыта работы, без педагогического и медицинского образования, на много не рассчитывай.

— Мне не нужен оклад, — говорю торопливо. — Мне достаточно того, что я буду со своим ребенком.

— Об этом не может быть и речи. Ты будешь получать заработную плату как все мои работники.

Ну хоть не обслуга…

— Ладно. Тогда на твое усмотрение. И можешь забирать ее в счет долга.

Тимур презрительно кривит губы:

— Тебе жизни не хватит, чтобы тот долг вернуть. И я уже предупредил, что тема закрыта. Не нарывайся на конфликт, Ника, если хочешь здесь работать.

Мне хочется встряхнуть его и крикнуть:

«Тимур! Не говори со мной так! Да, я обманула тебя, но посмотри на меня, это же я, Доминика!»

Но Тимур уже разворачивается спиной и уходит. Сцепляю зубы и иду за ним.

Он приводит меня в маленькую комнату за лестницей, где хранится спортивный инвентарь. Пропускает вперед, останавливается и вглядывается мне в лицо.

— Ну как, не передумала?

Пожимаю плечами и прохожу внутрь. Узкое окно на одну раму, зато открывается. Кровать поместится, небольшой шкаф тоже, а больше мне ничего не надо. Гораздо лучше чем подвал или кладовая, которую, если честно, я ожидала.

Поворачиваюсь и говорю с улыбкой:

— Спасибо, Тимур. Здесь прекрасный вид из окна, так что меня все устраивает. Если организуешь спальное место, буду благодарна.

Окно ведет на задний двор и ворота для грузовых машин. Но дальше растут деревья и даже есть небольшая клумба, так что я почти не вру. Замечаю свернутые рулоном боксерские бинты — Тим наматывает их на руки когда боксирует. Не удерживаюсь, провожу пальцем по плотной ткани, и на миг меня пробивает от накативших воспоминаний.