Как же всё это добивало. Я учился с ними в одном классе, гулял в одном дворе, жил на одном этаже. Они с младших классов мечтали «махаться за поповских / кутузовских / староцерковских», искали по кустам найденные на школьных дворах монтажки – спиленные прутья чугунных заборов или украденную на стройке арматуру, щедро перемотанную изолентой у основания. В девяностые по районам бегали толпы пехоты в чёрном и лупили друг друга этими монтажками, деля территорию, рынки и парковки. Во дворе регулярно хоронили пацанов лет шестнадцати-девятнадцати. Никто, кроме матерей, толком не плакал. Быстро привыкли.

Но эти толпы я помню плохо, скорее с рассказов мамы. Чуть позже, году в 98-м, меня нередко останавливали с друзьями какие-нибудь поповские или заводские, заставляли прыгать на носочках – проверяли, не звенит ли в карманах мелочь. Во главе стаи всегда ходил смотрящий, он складывал отобранное в поясную сумку, похожую на кондукторскую. Нам не предлагали стать частью стаи.

Не предлагали вплоть до 2003-го, когда мы перешли в седьмой класс.

Микрорайоны и парковки к тому времени уже поделили, прежних лидеров перестреляли, наступили «вегетарианские времена». Младшие пацаны иногда пилили монтажки, но чаще всё же выполняли мелкие поручения старших или метили стены домов тегами группировок. Теги всегда были примитивными, гопники ограничивались аббревиатурами. Например, староцерковские метили территорию знаком СЦ, а кутузовские использовали латинские буквы KNR (Кутузовская Народная Республика; откуда пошло, никто уже и не помнил).

Меня потянули на район летом, но я сразу же отказался. Знаете, пугала грубость или дремучесть гопоты, не знаю как сказать. Никто из них книг не читал, русский рок не слушал, историей тоже не увлекался… Я готовился к худшему, так как паре знакомых из соседнего двора уже приходилось несладко, но мне повезло – щемить не стали, просто определили в ботаники. Семья моя жила бедно, поиметь с нас было нечего.

Мы с друзьями перестали появляться во дворе: если до десятилетних детей гопникам не было дела, то в возрасте тринадцати лет гулять вечером без поддержки стало рискованно. Поиграть в футбол на школьном дворе тоже не получалось, по вечерам кутузовские проводили там свои сборы: проверяли, все ли пацаны на месте, наказывали за косяки, собирали на общак и раздавали указания. Я засел дома, стал читать много книг. Втайне надеялся переждать – к тому же, отец закодировался и сбегать от его дебошей во двор уже не хотелось.

Но никому, вообще никому не удалось отсидеться. Вот и мне не удалось. На первом этаже жил Денис или, как мы его называли, Дэнчик. Всё детство мы гуляли в одном дворе, а наши отцы бухали вместе у подъезда или в наливайке недалеко от дома. «Сто грамм и огурчик – тридцать рублей». Но после кодировки мой отец стал неплохо зарабатывать (купил всем дублёнки и зимние ботинки на меху, мама заказала кухонный гарнитур), а отец Дэнчика по-прежнему шкилял мелочь и грузил на рынке чуркам помидоры. Дэнчик пошёл работать со староцерковскими – и принялся вымещать на мне всю свою злобу и зависть.

Сначала просто надменно здоровался, оценивающе поглядывал на дублёнку. Затем полушутя начал выдавать что-то вроде «пиздатые ботинки, надо бы с тебя их как-нить снять», на что я глупо хихикал, хотя про себя отчётливо понимал – ни хрена не шутит. За полгода Дэнчик превратился в Колесо: неопрятный сын алкоголика, носящий замызганную одежду не по размеру, оделся с ног до головы в чёрное, натянул на затылок гондонку и научился вальяжной походке.

Этой вальяжной походкой, раскидывая ноги в стороны и держа руки в карманах спортивок, он и подошёл ко мне где-то в середине октября.

– Куда пиздуешь, Грустный? – спросил он с вызовом.

– Домой…

– У тебя, небось, и компьютер там есть, да?

– Да не, какой компьютер, ты чё…

У меня действительно не было компьютера. Я что-то слышал про них в то время, но не видел даже на картинках. Я и видика-то вживую не видел, если честно.

– А ты чей вообще будешь, Грустный? Мамин? – Колесо заливисто засмеялся, затем сразу же смачно харкнул на стену дома и сменил тон на угрожающий:

– С кем-то работаешь, лазаешь? Поддержка есть у тебя?

– Дэнчик, ну ты чё…

Гопнический шаблон я знал наизусть. Он состоял примерно из десяти фраз и пары нюансов. Например, на вопрос «с какого ты района?» нужно было отвечать не «с кутузовского», а «я живу на кутузовском». «С кутузовского» означало «я работаю с этим районом». На таких мелочах часто прокалывались лохи. Сразу же после роковой ошибки гопы начинали гнать:

– Кто у тебя старший? Как никто, ты же сам сказал, что ты с кутузовского района. Вот у нас тут кутузовский пацан живёт в подъезде, ща мы его позовём. Знаешь, что делают с теми, кто представляется кутузовскими? Они сразу же тебя на берег Сенберки увезут и об деревья ебалом повозят. Ну так чё, зовём?

В конце концов гопы милостливо соглашались замазать косяк лоха за двести рублей – если, конечно, он принесёт их к пяти часам на это же место. И лох ходил, искал, занимал, вытаскивал из кошелька у родителей. От гопов не спрячешься, пробьют где ты живёшь в два счёта.

Я на такие разводки не вёлся и всегда знал – если доебались и у тебя нет поддержки, гопы при любых раскладах перейдут к вымогательству или обыску. Я не стал ничего отвечать Колесу. Он же, услышав позабытое до-криминальное имя, моментально вскипел:

– Какой я тебе Дэнчик, бля! Слыш, ты… Ты, короче, чёрт и фраер. По жизни, поэл? А черту и фраеру дóлжно страдать. Снимай ботинки!

Ботинки я бы не снял. Понимал: сними я ботинки, обратной дороги не будет, я лишусь не только дорогой обуви, но и последнего шанса остаться где-то вне гопов и лохов. Я помотал головой и отшагнул назад.

– Ты чё, сссука! – Колесо достал руку из кармана и приготовился отвесить леща, – Гробы сюда отдал, быром!

И тут я, испугавшись, замахнулся тяжёлым ботинком и зарядил Колесу правой ногой прямо по коленной чашечке. Он растерялся и замер.

А меня прорвало. Со всей силы я ударил его той же правой по рёбрам, а затем, не менжуясь, толкнул в грудь левой (подсмотрел такой удар в фильме ван Дамма). Колесо начал шипеть матерные слова и пятиться. Я понял, что дальше нужно пробить ему в челюсть. Но это была бы уже серьёзная драка. Ударить человека по лицу я тогда