Ирка беспомощно развела руками:

– Что с ней делать, ума не приложу…

Я еще меньше представляла себе, что можно сделать с Марьей. К тому же я полагаю, что, если ребенку чего-то не хочется делать, пусть не делает. Я бы тоже возмутилась, если бы кто-нибудь начал требовать от меня выполнения своих желаний. Наверное, из-за моего врожденного анархизма мне нельзя доверять воспитание детей. Я выращу целую плеяду знаменитых бандитов, рядом с именами которых померкнут такие имена, как Аль Капоне и Диллинджер.

– Тань, спасибо, что ты согласилась… – благодарно улыбнулась Ирка, – а то вызвали в школу, а ее оставить не с кем…

– А что случилось-то? – поинтересовалась я. – Почему вас так спешно собирают?

– У нас там что-то жуткое произошло. Завучиха ничего толком не объяснила. Она в истерике. Двух слов спокойно произнести не в состоянии… – Ирка вздохнула: – Я сбегаю, узнаю, в чем дело, и вернусь, ладно?

Можно подумать, что я зверь. Сейчас вот зарычу, затопаю ногами или еще хлеще поступлю: выкину несчастное дитя с пакетом на улицу, под дождь. Пусть до Иркиного возвращения милостыню собирает и песни жалостные голосит!

Конечно, я милостиво разрешила Ирке сбегать в школу, выяснить, почто ее вытащили из кровати и вынудили подкидывать родное дитя в чужие руки, и закрыла за Иркой дверь.

Пройдя в комнату, я увидела, что Марья вытряхивает на мой диван из пакета кучу собачек в черных пятнах. Собачки были и резиновые, и плюшевые… Их было такое количество, что я застыла. Заметив мое изумление, Марья подняла на меня глаза и объяснила:

– Далматины… У меня пятнадцати не хватает…

– До чего не хватает? – осведомилась я.

– До ста одного, – терпеливо продолжила объяснение Марья и поинтересовалась: – У тебя мультики есть?

Мультиков у меня не было. Я задумалась, можно ли выдать за мультик «Криминальное чтиво»? В конце концов, Тарантино – большой ребенок. У него и образования-то три класса… Может, он Марье понравится? Во мне забрезжила хрупкая надежда.

– У меня нет мультиков, – призналась я, – зато у меня есть классный фильм.

Я включила магнитофон. Марья посмотрела на экран и разочарованно протянула:

– Фу… Я «Чтиво» раз сто смотрела…

Так. Пятилетнее дитя, оказывается, уже знакомо со взрослыми фильмами. Я почесала в затылке.

– Но я могу и в сто первый посмотреть, – милостиво позволила Марья. – А у тебя нет «Отчаянного»? Или «Дестини включает радио»?

Кошмар. Похоже, Мельников растит мне замену. Дитя умудрилось развить свой интеллект до умопомрачительных высот. Во всяком случае, в свои пять лет она переплюнула в развитии многих тридцатилетних.

– Нет, у меня этих фильмов нет.

– Ну, ничего. Скоро начнется «Черный Плащ»… А ты, папа говорил, работаешь «Черным Плащом». Да?

Однако какой же Мельников гад… Я, значит, работаю уткой… Ну, Андрюшенька, я тебе это припомню.

– Нет, – обиделась я, – я работаю сыщиком. Знаешь, что это такое?

Она кивнула и повторила:

– Черным Плащом… Я же говорю.

Препираться с Марьей было бесполезно. Пускай я работаю уткой. Я согласилась. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

Мы занялись своими делами. Я пила кофе, Марья тянула сок и расставляла в строгом порядке далматинов. Обе мы делали вид, что смотрим фильм. Нас обеих вполне устраивало, что мы предоставляем друг другу свободу. Оказывается, некоторые дети терпеть не могут, когда к ним пристают с дурацкими вопросами.

У меня улучшилось настроение. Два часа пролетели незаметно. Ирка позвонила через два этих часа и спросила:

– Тань, как там мое чудовище?

«Чудовище» в это время мирно поедало сосиски и ничего ужасного не творило. Я задумалась, как оно может себя чувствовать в момент потребления не очень здоровой, но весьма вкусной пищи, и решила, что «чудовище» выглядит весьма довольным, о чем и сообщила несчастной матери. Она облегченно вздохнула:

– Она тебя не замучила?

– Скорее я ее, – ответила я. Ирка опять вздохнула и сообщила:

– У нас тут кошмар… Приеду, расскажу… Сейчас не до этого. Тань, продержишься еще часок?

Я поняла, что ничего другого мне делать и не остается. У Ирки неприятности. Придется держаться.

* * *

Как я и предполагала, часок постепенно перерос в три. Около девяти в дверях возникла расстроенная Ирка и извиняющимся голосом пролепетала, что раньше вырваться не могла. Заброшенное родителями «чудовище» уже мирно посапывало на моем «сексодроме». Ирка поцеловала ее в лобик, отчего дочь поморщилась во сне, а ее мать приземлилась на табуретку в кухне с видом усталого путника, прошедшего пешком до Индии и обратно.

– Дай кофе, – попросила она. – Кстати, Андрюшка взял билеты на фестиваль…

– Взял?! – Я обрадовалась. Я уже лет сто не бывала в свете. Этак и засохнуть можно. А джаз всегда являлся предметом моей тайной, порочной страсти.

– Через неделю, – сообщила Ирка ответ на мой немой вопрос, когда же состоится радостное событие. Я была готова издать победное «yes!!!», но побоялась, что Марью уличат в дурном влиянии на тетю Таню Иванову. Поэтому промолчала. Сделала вид, что очень взрослая тетя Таня по-детски никогда не визжит.

Я налила Ирке кофе и спросила:

– Ну, и что у вас случилось? Ученики подожгли школу?

– Хуже, – махнула рукой Ирка. – Паренька убили. В школьном дворе. Утром нашли задушенным…

Я замолчала. Шутить как-то сразу расхотелось. Я представила мальчика, и мне стало совсем тошно.

– Как? – спросила я.

Ирка пожала плечами:

– Цепочкой, – ответила она, – задушили позолоченной цепью… Она валялась рядом. А на шее – следы от нее… – Она вздохнула, прикрыв ладонью глаза.

– Такой кошмар, Тань!

– Его ограбили? – спросила я.

– Ограбили.

– Что взяли?

– Деньги. Три тысячи.

– Откуда у школьника такие деньги? – присвистнула я удивленно.

– Он должен был расплатиться за компьютерные курсы. И нес туда деньги. Ровно три тысячи.

– Вечером?

– Ну, да… А что?

– Во сколько?

– Около девяти, – пожала она плечами.

– Какие же около девяти курсы?

Она не знала. Мысль об этом не приходила ей в голову. Да и я чего лезу? Не мое это дело… У меня выходной!

Ирка отхлебнула кофе и грустно посмотрела в окно. Конечно, настроение у нее было в полном апсайддауне… Я-то хоть мальчика не знала, а ей каково?

– Кошмар, – зажмурилась она, встряхнув головой, как человек, желающий проснуться.