Произведения искусства, причиняющие людям страдания, должны быть убиты. Надеюсь, это вы тоже воспримете буквально. Это не входит в задачи КРИП, это им даже противоречит. Но это вписано в программное обеспечение моего сознания.

Нельзя из одной жизни уйти в другую, не оставив следов в прошлой. Но лучше бы помнящим меня другим людям не светиться солнечной улыбкой при встрече. И уж чего им точно не следует делать, так это обнимать меня на глазах десятков свидетелей.

Потому что тот, кто меня узнает, недолго живет.

Простите, не сказал вам главного. Я убиваю не только произведения искусства.

Единственное, что оставляю здесь с сожалением, – Соня. Кажется, она любит меня. А люблю ли ее я? Не знаю.

Я не припомню, чтобы кого-то любил больше, чем Джоконду. Но когда-нибудь я убью и ее.

Он сидел на скамейке напротив Большого театра, закинув ногу на ногу и запрокинув голову. Глаза он прикрыл, но на лице не было и следа той глуповатой задумчивости, которой подвержены люди, слушающие через наушники музыку. Со стороны Малого, присев рядом с куда более задумчивым Островским, за меломаном наблюдали двое – невысокого роста блондин, чьи руки были небрежно засунуты в карманы брюк, так что полы пиджака топорщились, и второй, в похожем костюме, только, в отличие от своего спутника, не в черном, а в сером, хотя тоже от Бриони. Он прижал к переносице крошечный бинокль. В окуляры хорошо было видно, как мужчина на лавочке осторожно, словно боясь помешать музыке, которую слушал, встряхнул руками и положил их на спинку скамейки.

– Это точно он? – с глубоким сомнением уточнил тот, что был без бинокля. В свои тридцать пять или тридцать семь – заглянуть в его прошлое поглубже мешали черные очки, он меньше всего походил на человека, обладавшего какой-либо серьезной специальностью.

– Нас предупреждали, – напомнил второй.

– Послушайте, он сидит напротив Большого и сосет чупа-чупс. Невероятно!

– А что, он должен сидеть напротив чупа-чупса и сосать Большой?

– Ерунда какая-то… Судя по информации, он неплохо зарабатывает. Если это правда, черт возьми, тогда он надел бы на себя что-нибудь более подходящее. А парень пришел на встречу с клиентом в джинсах и застиранной рубахе. Такой тип даже на пляже в Анталье вызовет желание кинуть ему пару юаней.

Второй опустил бинокль и сунул его в карман.

– Я вижу мужчину тридцати пяти – тридцати семи лет, с волосами средней длины, шатена, среднего телосложения, на правой руке которого не хватает указательного пальца. И мужчина этот имеет вид живущего без определенной цели человека. Все совпадает.

Через минуту они стояли напротив лавочки. Мужчина продолжал сосать леденец и с закрытыми глазами слушать музыку. В какой-то момент подошедшие загородили ему свет. Мелькнувшей по его лицу тени оказалось достаточно, чтобы он открыл глаза. Торчащая изо рта белая пластмассовая трубочка замерла. Некоторое время он продолжал сидеть, не меняя позы. И лишь глаза его, внимательные, цепкие, тщательно ощупывали лица стоящих перед ним людей.

– Здравствуйте, – сказал тот, карман пиджака которого оттягивал бинокль.

Мужчина вынул из ушей крошечные наушники. Из них тотчас полился голос ничего не подозревающей Барбары Фритолли.

– «Травиата», – вежливо констатировал владелец серого костюма.

– Здравствуйте, – повторил его спутник.

Мужчина подумал, ухватился за трубочку и вынул конфету. Блестящий оранжевый шар на конце блеснул в лучах полуденного солнца. Мужчина облизал губы и кивнул.

– Вы Голландец?

Мужчина снова подумал.

– Что вам нужно?

– Вы – Голландец? – решил быть настойчивым хозяин бинокля.

– Лучше скажите, что вам нужно.

Тот, что был в сером костюме, поджал губы и усмехнулся.

– У нас здесь назначена встреча с человеком по имени Голландец, – старший дуэта решил быть терпеливым. – Ровно в двенадцать часов. Если вы Голландец, то встреча состоялась. Если нет, тогда какого черта у вас, как и у него, не хватает пальца на правой руке?

– Я Голландец, и именно здесь, как мне сказали, ко мне должны подойти два человека. Еще мне сказали, что в тридцатиградусную жару они будут одеты, как Винокур и Лещенко.

Те переглянулись.

– Мы от Евгения Борисовича, – сказал второй.

– Значит, встреча состоялась, – сказал мужчина в «гавайке» и сунул чупа-чупс в рот.

– Машина ждет, – сообщил первый.

– Это хорошо. Потому что я неуютно чувствую себя в толпе и ненавижу метро.

Они пересекли площадь и на Петровке подошли к припаркованному черному «Мерседесу-G500».

– Простите, но я должен это сделать, – предупредил один из новых знакомых и, сильно прижимая ладони к телу Голландца, тщательно его обыскал. По тому, как производился досмотр, Голландец понял, что его новые знакомые ищут не оружие – было и так очевидно, что его нет, а аппаратуру для записи.

– Там еще водитель, – предупредил мужчина в сером костюме. – Итого нас будет аж четверо. Это не вызовет у вас приступа охлофобии?

Ничего не ответив, мужчина с чупа-чупсом во рту забрался в салон на заднее сиденье. Рядом с ним сел первый. Второй уселся на переднее сиденье. Ответа на шутку по поводу охлофобии он не получил, и это его огорчило. Едва машина тронулась, он развернулся так, словно собирался провести в беседе остаток жизни.

– Наверное, это ваша любимая рубашка?

– Нет. Любимая в стирке.

– Ее вы, вероятно, стираете еще чаще, чем эту?

Несколько минут они ехали молча.

– Как вы можете ходить по городу в рубашке со стеклянными пуговицами и с торчащей трубочкой изо рта?

– А я не понимаю, почему вы не ходите в рубашках со стеклянными пуговицами и с торчащими трубочками.

– Вы очень не похожи на специалиста по кражам картин, – заговорил первый. Лет ему было далеко за сорок, но пятидесятилетнего юбилея еще предстояло подождать. Короткая бесцветная, слегка тронутая сединой стрижка, бесцветные брови и ресницы – такого не сразу обнаружишь в толпе из десяти человек и вряд ли с ходу запомнишь. Разве что внимательные глаза противоречили облику человека-невидимки. Но он, кажется, обладал способностью прятать и взгляд. Тонкие губы, лягушачьи лапки морщин под глазами. Совершенно ничем не выдающаяся личность.

– А что вас удивляет? – Беспалый двинул челюстями, раздался хруст леденца, и второй раздраженно поморщился. – Было бы странно, если бы я был похож на специалиста по кражам картин. Ведь я специалист по их розыску.

Губы мужчины в черном костюме тронула усмешка.

– Признаться, вы и на него не очень похожи.

– Когда все похожие на специалистов оказываются в дураках, обычно зовут меня.