Перед нами современная Финляндия с ее бытом, нравами, искусством, экономикой, политикой. Здесь рассказано о спортивной жизни, о проблемах архитектуры и градостроительства, о новых подробностях записи Элиасом Ленротом рун «Калевалы», о прелестях рыбной ловли. А наряду со всем этим подняты вопросы политически очень острые — жизнь рабочих, их положение в капиталистическом обществе.

И снова, снова (теперь уже в Финляндии конца 50-х годов) самые горячие, сердечные страницы посвящены встречам с героями романа «Мы вернемся, Суоми!». Автор вспоминает тяжелую, полную труда и лишений жизнь лесорубов Похьяла:

«…Она снова встала передо мной вечером того дня, зимой прошлого года в Суоми, когда в селе Уоутсиярви, севернее Полярного круга, я разыскал одного из участников восстания, старика лесоруба Пекки Эммеля. Он сидел в своей большой избе и о чем-то беседовал с двумя стариками соседями. Свет керосиновой лампы под потолком не разгонял тьмы, заполнявшей пустую горницу с бревенчатыми стенами. Узнав, что я приехал из Советской России и меня интересуют подробности восстания, Пекки Эммель взволновался. Воодушевленный воспоминаниями, словно присягая на верность великой идее пролетарского интернационализма, он с гордостью и волнением рассказывал о славных днях зимы двадцать второго года.

Но разве можно вспомнить все сразу в короткой беседе! И Пекки Эммель обещал прислать мне вдогонку подробное описание тех великих дней, отсвет которых лег на всю его дальнейшую судьбу.

Свое обещание старый лесоруб выполнил».

Прощаясь с Суоми, автор уносит самые теплые, дружеские чувства к рабочему люду — к маляру Калле, к посетителям Рабочего дома в Вертикюля, под Хельсинки.

Образы рабочих в книге Геннадия Фиша напомнили мне одну знаменательную встречу в Суоми.

Маленький веселый домик. Нас встречает у входа ладный, спортивный, средних лет человек и приветливым, легким жестом приглашает войти. Если описать его внешность, то получится плакатно-благополучная фигура рабочего: загорелые мускулистые руки, похожие, как сказал один поэт, на вкусный черный хлеб, умные, веселые, чуть лукавые глаза, большой, открытый лоб, худощавое, спокойно-энергичное лицо. И все же, вглядываясь в это лицо, видишь в нем какое-то странно противоречивое сочетание тревожной неудовлетворенности и усталости; о нет, жизнь этого человека совсем не так проста и благополучна, как может показаться с первого взгляда! Это слесарь Олави Лейво — рабочий-коммунист.

Единственная дочь Лейво, успешно окончив школу, работает продавщицей в парфюмерном магазине. По-видимому, не хватает средств на продолжение образования. Но материальные затруднения — еще полбеды: рабочая закалка помогает одолевать нужду, и не нужда вызывает выражение тревоги и усталости в глазах Олави Лейво.

Смотришь на этого одаренного, образованного рабочего, вынужденного изо дня в день копошиться в своей маленькой примитивной мастерской, и задаешь себе вопрос: «Ну, а дальше, дальше что? Неужели так всю жизнь?!»

Здесь-то, по всей вероятности, и кроется причина тревожной неудовлетворенности Олави Лейво. Как тут не вспомнить слова героев повести Гладкова «Вольница»: «Я — мастер, рукоделец, часы могу сковать на наковальне, а меня в норку загнали… нет мне здесь ходу, размахнуться негде…»

Такие противоречия буржуазного образа жизни показаны в книге «Встречи в Суоми» без всякой нарочитости — умно, естественно, тактично.

В 1969 году в издательстве «Советский писатель» в двух книгах под названием «Скандинавия в трех лицах» появились художественные очерки Геннадия Фиша о Дании, Норвегии, Швеции — «Здравствуй, Дания» (1965), «Норвегия рядом» (1963), «У шведов» (1966).

Об этих очерках очень точно сказал Павел Антокольский: Геннадий Фиш «мыслит как социолог. В этой напряженной мыслительной работе сказываются и советский патриот, и хозяйственник, и художник».

Мне хочется назвать книги Геннадия Фиша на скандинавскую тему скандинавской энциклопедией в художественных образах, где через природу, быт, географию, социологию, философию, искусство показана Скандинавия с ее достижениями и противоречиями. Это талантливые, остроумные, очень лирические книги о дружбе, которая так необходима нам и всему миру. «Это голос самой гуманности», — сказал Мартти Ларни о романе Вэйне Линна «Под северной звездой». Слова эти следует повторить, говоря о творчестве Геннадия Фиша.

Б. БРАЙНИНА

МЫ ВЕРНЕМСЯ, СУОМИ!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

До замужества жизнь Эльвиры протекала спокойно и благополучно.

Отец любил ее больше, чем других своих детей, таких же розовых, таких же голубоглазых и белокурых, как Эльвира.

Эльвира была третьей — розовощекой, балованной дочерью. Она три года ходила в школу, но, когда учитель сказал, что на конфирмации[1] она будет первой, отец решил, что хватит, и взял ее домой.

Дома было много работы. В хозяйстве — одиннадцать коров, сто пятьдесят оленей, две лошади.

Эльвира доила коров, ухаживала за ягнятами, огромными старинными ножницами стригла овец. Ноги им связывала старшая сестра Эльвиры — Хелли. Эльвире становилось их жалко, и она прикладывалась своим розовым вздернутым носиком к влажным овечьим носам.

Девушка убирала горницы, смахивала пыль с лавок, стоящих плотным кругом вдоль стен, с жердей, полок под потолком. Зимою семья по вечерам собиралась в одну горницу, пряла нитки из теплой овечьей шерсти.

В таком большом хозяйстве нужен был батрак. И в ту зиму поступил к отцу Олави.

С топором и пилою, сговорившись уже с возчиком, он шел на север, чтобы наняться лесорубом-вальщиком. По дороге Олави заглянул в избу, где суетилась у плиты Эльвира, готовя кофе, и попросил напиться. От кофе подымался вкусный пар.

Старику понравился сильный на вид работник, статный и скромный, и он сказал:

— Зачем идти дальше, оставайся у меня.

Олави вспомнил лесные шалаши, в которых он провел шесть зим, и насекомых, и еду всухомятку, и то, что щепка выбила глаз приятелю (поэтому-то Олави шел сейчас один).

У Эльвиры от плиты раскраснелись щеки — ей только что исполнилось шестнадцать лет, а Олави было двадцать два года, — и он решил остаться.

Рано утром Эльвира доила корову и напевала, когда вошел в хлев Олави — он уже второй месяц работал у отца — и сказал ей:

— Через два дня вечером гулянье в деревне, и ты будешь в хороводах выбирать только меня.

— Ладно, — не подумав даже, сказала она.

— И еще, Эльвира: ты будешь моей женой.

— Ладно, — повторила она, и от радости ей показалось, что она летит.

Парни затеяли праздник на славу. Но во всей деревне гармонь была только у отца Эльвиры, и он давал ее на вечер за шесть марок; это немало, но без гармони нельзя танцевать, а без танцев нет вечеринки.

Уже были морозы, и снег, и звездные ночи. Третий год шла война.