Денис присел на корточки сбоку возле решетки.

— Оглянись, Бурик, — позвал он, вжавшись в решетку лицом. — Это мы. Не узнал? Оглянись.

Исхудалая, ярко-палевая длинноногая Марта из соседнего бокса, растревоженная голосами, привстала и, заурчав, подползла к решетчатой перегородке. Осмотрев вошедших, она демонстративно сунула свой узкий длинный нос в бокс к Бурбону и помахала хвостом, словно говоря, что не надо его беспокоить, он только после операции, неужели сами не видите? — и еще не может разговаривать.

— Глеб, — позвала Ирина Сергеевна обессиленным голосом. Руки ее дрожали. — Уйдем, пожалуйста.

— Да, Лукьян Лукич. Спасибо, всё ясно. Мы будем вам звонить. И вы нам — договорились? Моя визитная карточка.

— Хорошо, не волнуйтесь. Без внимания вашего пса не оставим.

— Пойдем, Денис. Мама неважно себя чувствует.

Денис, выходя последним, оглянулся.

Они лежали нос к носу, Бурбон и Марта, и ему показалось, будто они общаются, шепчутся, что-то обсуждают.

— Это кто — твои?

— Ага.

— Красиво одеваются. Модно… Тебя Бурбошей зовут? А я — Марта. Вон Жанна лежит. А дальше Чап, ему шею прокусили. Ну овчарка, видишь?

— Куда мне смотреть, ты что? Шевельнуться не могу.

— Еще у нас Динга, Бой и Филя. А у тебя хороший характер?

— Не знаю. Так себе.

— Расскажи что-нибудь.

— Попозже. Пока не могу.

— Я ужасная, правда? Ты после операции, а я пристаю. Ой, я такая любопытная, сил нет. Все равно. Расскажи что-нибудь. Интересненькое. Из жизни. Ты же не просто так заболел, правда? Я слышала, ты в беду попал?

— Было дело.

— Ну вот.

— Потом. Не сейчас.

— Ну пожалуйста. Сделай мне приятное.

— О чем? Как здесь оказался, что ли?

— Хотя бы.

— Неохота.

— Ну Бурбончик, ну миленький.

— Да тупой один. Газон у него под окнами. Я случайно туда забежал. Он и изувечил.

— Не поняла. Тупой — это кто?

— Ну, кто, кто — человек, кто ж еще. Сама знаешь, люди бывают всякие. Попадаются вообще уроды. Я хочу сказать, такие, которых от собак трясет.

— Ой, ты не спеши. Ты подробно.

— Он долго за мной охотился, года два. Зуб на меня имел.

— За что?

— За красивые глазки. Ты Дениса видала? Ну, из моих. Парня, что приходил, молоденький такой? С ним мы были, вдвоем. Он тогда еще в школе учился, а сейчас — студент. В то время со мной еще он выходил.

— Куда выходил?

— Гулять. Выводил иногда.

— А, поняла. А теперь не выводит, да?

— Подожди, не перебивай. Ну, вот. Идем мы с ним, значит, гуляем. Он меня, как обычно, с поводка спустил. И только я заборчик пометил, он, этот дядька, камень в меня бросил и палкой еще замахнулся. Денис увидел и с этим дядькой сцепился.

— Драться?

— Нет, на словах. Эй, кричит, дядя. Вы это кончайте. А то собаку на вас натравлю, он вас съест. Дядька на него разозлился: что ты сказал, подлец? Денис отбежал, а я оскалился и гавкнул. Денис кричит, что ж вы, дядя, ну? Мужик, поискал, чем бы еще швырнуть, не нашел и говорит, ты, паршивец, собаку сюда не води, прибью. А Денис ему отвечает, вы что, помещик? Земля у нас, между прочим, пока еще не частная собственность, а принадлежит всем. Где хотим, там и гуляем. Вы не можете нам запретить, нету вас никакого права распоряжаться тут и командовать. Дядька от злобы позеленел весь и говорит, я тебя, щенок, предупредил, учти, еще раз появишься здесь, я твою собаку прикончу.

— И всё?

— Тогда да.

— А потом?

— Суп с котом. Два с лишним года прошло. Я уже забыл об этой истории, а тот мужик оказался жутко злопамятным. Мало того, тупой, еще и мстительный. В то время со мной уже никто не гулял. Денису надоело, у него компьютер, тусовки. Отец вкалывает до часу ночи, деньги зарабатывает. А мать боится на улицу выходить и вообще гулять с собакой терпеть не может. Они решили, что я уже такой умный и самостоятельный, что один с этим вполне справлюсь. А я и не возражал. Они мне только дверь открывали, остальное — я сам. Приду, позвоню, они меня впустят, и все довольны. Вернее, были довольны, пока я по глупости или беспечности к нему не попал.

— К кому?

— Да к тупому этому, злыдню, из-за которого здесь оказался, и еще неизвестно, выживу или нет. Он ненормальный, мужик этот. У него уже крышу снесло. Представляешь, он газончик свой колючей проволокой обмотал. Вечер, поздно, зимой, сама знаешь, если снег уже старый и нет фонарей, тьма кромешная. Чую, где-то здесь Клавка гуляла, течка у нее была. Я сунулся, почти пролез, и надо же, в последний момент левой задней лапой за проволоку зацепился. Пискнул, задергался. Головой развернулся к хвосту, зубами затормошил — никак. Свет в окнах вспыхнул, на первом этаже. Слышу — шаги и голос знакомый. Ага, говорит, стервец, сам пожаловал. А я как в капкане. Ни защититься, ни убежать не могу. Что делать? Ситуация, скажу тебе, неприятная. Я сжался и заскулил. Шею ему подставил, яремную вену, — ну, как у нас принято, голову перед сильным склоняешь, признаешь свое поражение, и он отступает, великодушно тебя прощает. А этот тупой жеста моего не понял. Ни слова не говоря, с размаху, ударил меня какой-то железной цепью по хребту. Мамочка родная. Страх как больно. А я ведь даже не защищался. Ну, думаю, всё. Конец мне, прибьет. Рванулся я тогда изо всех сил, с мясом выдрал из проволоки лапу и бросился на него. Схватились мы с ним. Мужик этот в возрасте, а здоровый. Всем телом на меня навалился, вжал в сугроб, локтем голову отогнул и ножом ударил в грудь. Потом еще и еще, пока я ногу ему не прокусил.

— Он тебя ударил ножом?

— А что ты удивляешься?

— Носит же земля таких. Еще человеком называется.

— Я же говорю тебе, псих он. У него не все дома.

— Не оправдывай, пожалуйста. Он по-любому — злодей.

— Я не оправдываю.

— Он ведь тебя убить хотел?

— В этом даже нет никаких сомнений.

— А отстал от тебя, потому что ты его укусил?

— Там вышли, еще и поэтому. Я визжал, весь дом разбудил, кто-то вышел.

— Дополз-то ты как?

— Еле-еле.

— Сам?

— С божьей помощью. Помаленьку. Просто другого выхода не было.

— Бедненький. Надо же. Вот кошмар-то. Натерпелся. Давай, я тебе немного подстилку поправлю… Вот. Так лучше. Спи. Потом еще расскажешь, хорошо?

— Вроде больше нечего.