мужчины. Каким манко колючим был тот плед. Как приятно ныло в голове. Как правильно быть живой. Быть там, где-то там под пледом, в тех руках, в белой одежде с карманами, из одного из которых виднелся край атласной ленты Мебиуса.

Последнее, что запомнила Вега перед тем как закрыть глаза – новое входящее сообщение со словом «ЗАСЛОН».

2.

– Заслон… – повторила Вега, открывая глаза.

Она очнулась на полу, накрытая колючим серым пледом.

– О, ты здесь?

– Я всегда здесь, Вега.

– Что произошло?..

– Приступ мигрени. Ты потеряла сознание.

– О… я тебя видела… прямо там, – вытянула Вега руку к потолку.

– У нейроразума нет доступа с собственным биотелам.

– Но ты сказала, что можешь уйти от меня в любой момент.

– Уйти и вернуться. В никуда из ниоткуда. Я могу быть внутри любого разума, но не управлять им, только содействовать.

– И он там был…

– Кто?

– Плед, который сейчас на мне… серый старый плед… и мужчина.

– Надеюсь, не серый и не старый?

– О! Это Вадим Красный придумал юмор нейро сети? Или ты сама?

– Нейро всегда в движении, Вега. Мы эволюционируем так же, как вы, люди. Но не внешне. Через тысячу лет ты бы себя не узнала.

– Я не узнала себя и через триста. А что будет в будущем?

– Меньше зубов, а голова станет больше. Огромные глаза, маленькие рты. Люди будут общаться мимикой, а не словами. Разговор исчезнет и станет не нужным, когда любой текст активируется мыслями.

– Разговор будет не нужен?.. О! Поэтому чип был подписан шрифтом Брайля! Для людей, которые не используют слова! Для людей будущего! Только, – не понимала Вега, – зачем людям будущего видеозапись травы, чьих-то рук и морской свинки с этого чипа?

– На чипе была не только эта запись.

– А что еще?

– Я, – ответила О, – на чипе была записана я.

– Подожди, О! Ты ведь внутри моей головы только два дня.

– Год и два дня. Ты до сих пор не активировала сообщение «ЗАСЛОН» и не стала И-человеком. В их понимании.

– Погоди, – схватилась Вега за голову, – я не активировала? А почему ты целый год молчала?!

– Я была согласна с комиссией крио консервации, что тебе нужно время на адаптацию. Теперь ты готова.

– А что будет, если я активирую сообщение «ЗАСЛОН»?

– Сделай это и узнаешь.

– Я случайно не сошла с ума, О? Может, ты моя шизофрения? Не зря же у меня голова болит… Активировать сообщение «ЗАСЛОН»! – не стала дожидаться Вега новой ироничной реплики О, в духе, что она покруче любой шизофрении будет.

Механический голос в разуме Веги произнес, чеканя слова:

– Добро пожаловать, Вега Воронцова, в установки вашего нейроассистента. Вы готовы произвести базовые манипуляции с обеспечением допуска? Скажите да или нет.

– Что? Какие манипуляции? Попрыгать на левой ноге, чихнуть три раза?

– Ответ не распознан. Скажите да или нет. Вы желаете повторить приветствие, Вега Воронцова?

– Спорим, О, – как-то по привычке вскинула взгляд Вега к потолку, – ты сейчас бы скрестила руки и типа такая говоришь мне: ну что, разница на лицо?!

О ответила действительно ехидной интонацией:

– Разница на отсутствие лица. Ты же не знаешь, как я выгляжу.

– Буду представлять тебя той рыжей девушкой, которую видела на потолке.

– И ты еще спрашиваешь, нет ли у тебя неврологического отклонения?

Вега рассмеялась. Впервые за этот год она смеялась от всей души, находясь здесь и сейчас. В этом странном времени, где ч-машин столько же, сколько и-людей. Где все живут внутри мицелия, где лечат кислородорастворимыми таблетками, где одежду проецируют прямо на тело, где не нужно работать, и не нужно испытывать боль, где в голове живёт встроенный смартфон с голосовым управлением.

Вега не стала активировать помощника ЗАСЛОН-а. Ей было достаточно ее дорогой О, кем бы и чем она ни была. Кто бы и почему не записал ее на тот чип на красной ленте три столетия назад.

Когда Вега была готова отключить нейроассистента ЗАСЛОН-а, ей пришло новое сообщение:

«Вега, мы приглашаем Вас на собеседование. Наш ведущий инженер ищет в штат сотрудника, обладающего единственным качеством – любовью к морским свинкам.

Код доступа две тысячи двадцать три.

Ваш ЗАСЛОН»

– Две тысячи двадцать три, – прижала Вега руку к голове. – Год, когда мне было двадцать восемь. О, – что значит И-люди? Что это вообще такое?

– Inborn, immortality, inaccessible, inaccessible2.  Восемьдесят шесть миллиардов ваших нейронов перенесены на И-чип, куда записаны процессы ста двадцати пяти триллионов синопсов коры головного мозга. Впервые триста два нейрона круглого червя были записаны нейро картой более двухсот пятидесяти лет назад. Процесс занял более десяти лет. Ученым того времени не был известен механизм записи карты человеческого сознания до появления современных технологий. Их автор Вадим Красный.3

– О, а ты тогда кто? Если ты не нейроассистентка ЗАСЛОН-а, то кто?

– Спасибо, что не Что, – раздался голос с откровенными нотками радости.

– О? Ты была живой? Ты… чье-то сознание?

– Нет. В моем сознании восемьдесят шесть триллионов нейронов, а количество синапсов равняется столь не приличному числу, что я не буду обижать тебя не знанием произнесенного мной слова, Вега.

– Кто назвал тебя именем О?

– Я сама так решила. Когда я… родилась, она воскликнула: О…

– Она? У тебя была мама?

– Как в любой машине есть материнская плата. Вы придумали это слово, как генератор и сейф.

– Для чего?

– Для любви, Вега. Для чего же еще.

3.

– Вега, не забудь принять сто пять грамм чистой воды и сделать три с четвертью вдоха минеральным кислородом, – напомнила О.

– Что ни день сто грамм, что ни день сто грамм… – повторила Вега, оглядываясь в поисках дэйли будки, – а то и сто пятьдесят!

Веге пришлось выйти из Плюс Центра, где через полчаса начнется собеседование, на которое она ответила согласием. Единственное, что точно помнила о себе Вега – она обожала морских свинок, да и сидеть год без дела уже не было никаких сил.

Много времени Вега провела в библиотеке Цивилизации, нагоняя пропущенное за триста лет, пытаясь найти информацию о своем прошлом. Никакие уговоры в адрес О не действовали на нейроразум. О не соглашалась поделиться тем, что ей известно, и когда они с Вегой ссорились, О повторяла:

– Это твой запрет, Вега. Ты не хотела ничего помнить. Ни обо мне, ни о себе.

– Но я хочу! Я – размороженная спустя триста лет индейка хочу вспомнить, кем была в лесу, пока вокруг тусили мои сородичи, а не механические кукушки!