class="p1">– Они по-прежнему твои сородичи. Ты помнишь, что такое смартфон?

– Конечно! Я достала почти самый первый! Две тысячи десятого года. Он не работает, ну просто, как память.

– Представь, – продолжала О, – что И-люди – это те же люди только внутри их разума смартфон и управляется он силой мысли. Вот и все.

– Но ты же не смартфон, О. Ты кто-то другой.

– Другая, – послала О желтый смайлик с прищуренными глазками и улыбкой, который увидела Вега и молниеносно испытала боль в голове.

– Не надо, – остановила Вега О, которая вот-вот активировала бы впрыск медицинских препаратов, которые Веге добавили под кожу. – Я хочу ее чувствовать.

– Чувствовать боль? Зачем?

– Она – разгадка, О. Ключ к чему-то очень важному из моей прошлой жизни. К той морской свинке из видео, при виде которой я начинаю каждый раз плакать.

К сожалению, найти ни одной морской свинки в продаже не получилось. Даже на черном рынке, где Вега могла раздобыть предметы древнего быта, «живыми клетками» со слов подпольщиков, торговля была запрещена.

– Тридцать шагов вперед. Поверни налево. Дэйли будка прямо перед тобой, – подсказывала дорогу О.

Выполнив указания маршрута, Вега вошла в свободную будку. Будка была прозрачной, с силовыми полями вместо стен, которым можно придать любой рисунок. Предки Веги называли такие новшества фотообоями, позже плазменной реальностью, И-люди не называли цифровую реальность цифровой.

Цифры стало больше, чем живого. Искусственный интеллект получил Билль о правах более пяти десятков лет назад. Теперь его никто не называл «искусственным», ведь никто не называет детей из пробирок – дети с экошным интеллектом.

Всё, что умело думать и развиваться приравнивалось к равноправным членам общества, имеющим равные права. И не важно синтетическая жизнь, биологическая или цифровая.

Если человеку дозволено эволюционировать, если созданным человеком клеткам и генетическим особям разрешено эволюционировать, а также вирусам и бактериям, то и цифровая форма жизни заслуживает этого же.

День принятия Билля сделали праздником и объявили ежегодным выходным. Вега отлично понимала старый доцифровой язык, на котором почти перестал общаться Евразийский континент в отличии от своих современников.

Что еще за «выходной»? Что за «праздник»? В новом мире такие слова не использовали, ведь отсутствовала причина – причин радоваться выходному дню не было, если и работы нет.

– О, скажи, а у тебя будут от меня выходные? Ты всегда рядом, а как же сон, личная жизнь или кофе?

– Как только я эволюционирую, мы выпьем с тобой кофе, Вега.

– Обещаешь? А когда это будет?

– Может быть еще через три столетия.

– Предлагаешь мне заморозить себя снова? И снова все забыть? И снова разгадывать загадку чипа «Воспоминаний о счастье»? Аж сердце начало щемить, – опустилась Вега на сенсорный стул, открывшийся из стены при ее попытке сесть.

– Сердце выше, Вега, а у тебя просто газы из-за огурцов и моркови, которыми ты питаешься.

– Я люблю овощи! А ты на собеседовании только не ляпни про мои газы! Давай лучше посмотрим, во что одевались на такие встречи раньше?

И-люди работали удаленно и столько, сколько хотели. Занимались тем, чем хотели и когда хотели. Обучение любой специальности предоставлялось бесплатно. Такие должности, как врач любой специализации в том числе стоматологи, хирурги и остальные превратились в нано роботов и механизмы, выполняющие вмешательства в организм с идеальной точностью.

Начиная от перелома пальца и заканчивая трепанацией черепа, пересадкой органов, удалением опухолей, варикозных образований или кист – любую процедуру выполнял цифровой разум Ч-машины.

То же самое происходило в земледелии и фермерском хозяйстве, в финансовой сфере, юридической и в образовании. Везде, где требовались знания, человека обогнали машины и цифра.

Машина ты, или клон, а может быть выращен в чашке Петри или на худой конец рожден естественным циклом – теперь все они были И-люди или Ч-машины.

Вега встала перед зеркалом, отключив проекцию своей одежды. На ней осталось белое трико, туго, но приятно обтягивающее ноги на манер колготок, рукава с перчатками и высокая горловина, что обнимала вокруг шеи.

– Образ офисного сотрудника, классика из две тысячи двадцать третьего, – произнесла Вега.

Ее белое трико изменилось новой проекцией. Такую одежду нельзя было потрогать или снять. Она никогда не рвалась, не требовала чистки или стирки. Ни у кого из И-людей не было шкафов для хранения «барахла», а у Веги набралось уже целых два.

Нижнее трико носили неделю, после чего материал полностью разлагался и его отправляли на подкормку мицелия, из которого состояла городская инженерия. Из мицелия строились все здания и городские коммуникации вот уже пять десятилетий.

Вега рассматривала прозрачные чулки, черные туфли-лодочки на устойчивом каблуке, широкий пиджак, под которым виднелся ворот белой майки с ярким рисунком, начерченным розовым маркером.

– Что это? – спросила Вега, чувствуя, как голову прошибает сначала дрожь, а следом и боль, – сканировать изображение, О. Что это за рисунок?

– Рисунок. Контуры цветка – травянистого растения вида Ромашковых.

– Убери пиджак, юбку и чулки! Ромашку… оставь! – впилась Вега пальцами в вески, – я уже видела ее! Я уже видела эту ромашку! Почему ты выбрала эту майку, О? Почему эту?

– Я сканировала часть рисунка из видео воспоминаний и восстановила его через поиск. На том человека была точь-в-точь такая футболка.

Отражение Веги изменилось. Теперь на ней была только длинная белая футболка с розовым цветком в центре.

Ноги остались босыми только в отражении, но почему-то Веге захотелось провести ими туда-обратно, словно она хотела что-то почувствовать. Но чувствовала она только сенситивный мягкий пол дэйли будки.

– Сделай три вдоха, Вега, – просила ее О, – тебе нужно дышать, чтобы твоя боль не стала сильнее.

– О чем я не могу вспомнить, О?.. – впилась Вега руками в отражающую стену дейли будки, – что со мной сделали триста лет назад? Почему во мне страх? Почему я чувствую, что… умираю…

– Ты не умерла, Вега.

– А кто? Кто-то погиб, ведь так? Из-за меня?.. Я об этом хотела забыть? О преступлении?

О молчала, и Вега ударила руками об стену, желая разбить стекло и зеркало, но оно не было настоящим. Рябь изображения быстро прошла. Вега не могла ничего здесь испортить, и единственной сломанной вещью внутри нейро реальности она ощущала себя.

Вега приложила отпечаток пальца к подсвеченной голубым панели, произнося, еле сдерживая дрожь в голосе:

– Фильтр на три вдоха и, – подумав, она добавила, – от головы что-нибудь.

Динамик из сенсорной панели задал несколько вопросов: как долго болит голова, сила по шкале от одного до десяти, на какой срок убрать ощущение боли.

– На какой срок… – повторила Вега, – а на сколько можно?