— Ладно. Ожидайте. — Он скользнул взглядом по жалостливо уставившейся на него матери и вернулся в приемник.

Внутривенный катетер уже торчал в правой подлокотной ямке мальца. Одежда акселерата была горкой сложена на подоконнике, и все присутствующие имели возможность лицезреть его худое маленькое тельце.

«Дыхание поверхностное, но свободное. Видимых травм нет, — профессионально подметил Александр. — И ноги колесом, манекенщиком парню не быть. Хотя, кто его знает, может, перерастет еще. Или мода на кривоногих мужиков пойдет». Он едва не улыбнулся, но, перехватив ожидающие взгляды медсестер, вернулся в образ реаниматолога.

— Глюкозу по вене, десятку. Давление?

— Восемьдесят на сорок. Пульс слабоват. — Татьяна указала на неплотно обтягивающую тонкое плечико манжету тонометра. — Да этой фигней разве точно измеришь. Сто лет в обед, к тому же на взрослую руку рассчитана. Детских аппаратов у нас нет. Вот и приходится извращаться — пережимки, перетяжки, — она горестно вздохнула большими грудями.

— Витамины, пол-ампулы гормонов и кубик мочегонных.

Темнов подкатил дыхательную приставку и, держа маску над лицом ребенка, пустил 50 %-ную кислородную смесь. Малыш дышал спокойно, но недостаточно глубоко, отчего губы и кончики пальцев посинели, а по худому тельцу разлилась нездоровая бледность. Врач наложил маску на личико пациента и, приноравливаясь к ритму дыхания, начал осторожно «поддыхивать» резиновым мешком, продляя время вдоха и медленно увеличивая его глубину с целью улучшения кислородного обмена.

— Таня, противорвотное, полкуба, по вене. — Александр сомневался в обильности последней трапезы пацаненка, но подстраховка в подобных случаях никогда не бывает лишней.

В течение нескольких минут цвет лица и слизистых вундеркинда заметно улучшился. Проявились намеки на розовощекость и красноватый оттенок губ. Маленькие пальчики приобрели естественную багровость, оттаяв от мерзкой синюшности.

Александр приоткрыл веки больного. Зрачки равной величины, фотореакция и роговичный рефлекс оживились. Темнов убрал маску и с двух сторон надавил за ушами. Глазенки пропойцы широко открылись. Судорожно глотнув ртом воздух, он издал долгий монотонный вой.

— Неплохо. Таня, привяжи его и начинай капать детоксикант. Голос уже есть. Теперь будем регулировать тембр и увеличивать громкость.

— Так ведь к голосу еще и думалку восстановить нужно. На одном рупоре не проживешь.

Круглое лицо медсестры, доселе застывшее сосредоточенно-обеспокоенным выражением, заметно просветлело, на губах появилась легкая улыбка.

— Согласен. Какая же говорилка без соображалки. Будешь постоянно по жевалке выхватывать. — Темнов тщательно ощупал живот мальчонки. — Вводи стимуляторы. Медленно. Я скажу, когда остановиться. — Выслушав через фонендоскоп сердце и легкие пациентика, он грузно опустился на стоявший у подоконника стул. Отсюда ему был хорошо виден и теперь уже нормально дышащий виновник ночного бдения, и подсоединенный к внутривенному катетеру шприц, которым Татьяна медленно вводила мозговую подпитку не знающему меры акселерату.

Признаки физической активности не замедлили проявиться. Мальчишка засучил худыми ножками, задвигал ручонками. Угловатая головенка сначала бессистемно, а затем осознанно завертелась из стороны в сторону. Через пару минут присутствующие имели удовольствие лицезреть отсутствующий взгляд маленьких черных глазенок.

— Ау! — Александр вновь приступил к тактильной стимуляции ушно-челюстной области ночного гостя. — Смотри на меня, Никита!

Пустота во взгляде сменилась болезненной осознанностью. Рот пьянчужки широко открылся, извергнув из недр маленького тельца громкий визг, в котором уже явственно проступали интонации недовольства, испуга и боли.

— Мозги зашевелились, — удовлетворенно констатировал врач, продолжая раздражающее пальцевое воздействие на нежные околоушные ямки. — Никита! Тихо! Смотри на меня!

Но детский плач, равно как и женскую истерику, легче переждать, чем остановить. Обильные слезы двумя равновеликими потоками уже струились по бледно-розовым щечкам, а крик перешел в прерывающиеся всхлипываниями рыдания.

— Ну, кажется, реанимационный экстрим позади. Осталось переждать звуковую атаку. — Александр вернулся на стул, с оптимистичной задумчивостью наблюдая за распустившим нюни пацаненком.

— Да разве же это атака? И не такое наши уши выдерживали. — Убедившись в надежности фиксирующих бинтов, Татьяна подошла к низкой кушетке и устало присела на краешек.

Среди бессвязного рыдающего бормотания отчетливо выделялись короткие слова общего содержания вроде «мама», «плохо», «фу», свидетельствующие о положительной динамике восстановительного процесса.

Темнов обдумывал план дальнейших лечебных действий. Сейчас они уже сводились в основном к организационным нюансам. Оставлять пацана в подотчетной ему реанимации он теперь не собирался. Из комы вывели, дыхание наладили, тонус восстановили. Еще несколько пунктов по детоксикации и — во вторую городскую больницу. Там находилось реанимационное отделение, специализировавшееся по детям. Да и детская больница у них под боком. Данных за хирургическую патологию у пацана нет, так что он имеет все шансы уже к полудню оказаться в педиатрии. Ну а там… А хрен его знает, что там! До следующего запоя, наверное. Негативная туманность жизненных перспектив паренька слегка рассердила Александра.

— Мама, нет! — визгливое крещендо вывело Темнова из задумчивости.

Татьяна суетливо бросилась к малышу — материнский инстинкт опередил профессиональную сноровку.

— Тш! Тш! — Ее крупная мягкая рука с осторожной заботливостью поглаживала дергающуюся от натужных воплей головенку. — Успокойся. Мама здесь. Может, лучше действительно мать позвать? — взглянула она на врача. — Дитю утешение, а нам облегчение. — Пухлые губы раскрылись легкой улыбкой от невольного экспромта.

— Можно. — Александр не спеша поднялся и направился к высоким двустворчатым дверям. Но на выходе его поступательное движение было приостановлено весьма оригинальным способом. Открываемая врачом массивная створка была буквально втолкнута обратно твердым препятствием. Рука доктора едва не соскользнула с круглой металлической ручки.

— Ой! — с растерянной болезненностью явственно прозвучало из-за двери. Затем послышалось уходящее вбок шуршание и короткий, неумело сдерживаемый смех.

Вторая попытка была более результативной. Дверь открылась, уже не встретив сопротивления. В ярко освещенном коридоре, слева от выхода из реанимационного зала, стояла потирающая ушибленный лоб тетенька парнишки. Микс смущения и веселости на ее миловидном, но несколько вульгарном лице свидетельствовал вовсе не о переживаемом за судьбу племянника беспокойстве, а, скорее, о восприятии происходящего как некоего забавного приключения.

— Подглядывать нехорошо. — Упрек звучал шутливо, но легкая приподнятость настроения, обусловленная быстрой реанимацией мальчонки, была подпорчена.