как Россия реагирует на действия Запада, нет ничего загадочного – и никогда не было. Ужасные человеческие потери России в Первой мировой войне породили яростное возмущение народа против правящих классов, допустивших из-за своей недальновидности такие страдания. В результате вирус марксизма, пришедший с Запада, попал на плодородную – временно – почву. Это привело к величайшим потрясениям; много лет после победы коммунистической идеологии Россия как страна сильно болела. А близорукие действия западных стран, кульминацией которых стало нацистское вторжение, только затягивали болезнь и не давали России вернуться к здоровым и нормальным отношениям с внешним миром. Мало кто в Америке это понимает. Мне кажется, что дело не только в том, что людям на Западе трудно понять смысл далеких событий. Недостаток воображения не позволяет им представить, как может повести себя человек в чуждых и никогда не испытанных обстоятельствах.

И все же в нашу ядерную эпоху судьбы мира могут зависеть от того, придут ли Россия и Запад к лучшему взаимопониманию. В этом отношении принципиальное значение приобретают различия между национальными устремлениями русских как народа и целями коммунизма как интернациональной идеологии, привнесенной в Россию с Запада. Действительно, если считать, что агрессивные действия коммунистов в последние сорок лет являются естественным проявлением национальных качеств, присущих русским как нации (а именно это утверждает человек, написавший Закон 86–90), то идея расчленения России, даже с риском вызвать всемирный ядерный холокост, может показаться не такой уж безумной. Однако если угроза миру кроется в коммунистической идеологии, то положение не безнадежно, так как влияние идеологий и их содержания со временем изменяется. Я утверждаю, что верно второе.

Я вырос в русской военной семье, близкой к верхушке общества, и сам служил в российской армии – и я знаю, что все популярные сегодня утверждения о том, что русские всегда стремились к мировому господству, полная чепуха. Кроме того, я увидел в СССР признаки изменения коммунистической идеологии и вообще перемен к лучшему. Если не мешать, этот процесс неизбежно продолжится, а угрозы из-за рубежа могут только существенно замедлить его.

Проблема эта настолько сложна, что даже изложить ее на нескольких страницах невозможно. Именно поэтому я принял решение написать эту книгу, о которой думал много лет.

Теперь, когда я пишу эти строки, я уже приближаюсь к возрасту, когда можно будет прекратить преподавание и уйти в отставку. Однако при нынешнем уровне академических пенсий я, пока будут здоровье и силы, не смогу отказаться от инженерного консультирования. Поэтому я отказался от первоначального намерения уйти в отставку и засесть за мемуары, а вместо этого решил написать воспоминания прямо сейчас и расширить рамки книги, включив туда мои недавние впечатления от посещения Советского Союза.

Я постараюсь сосредоточиться на человеческой стороне событий, которым я был свидетелем за «полвека с хвостиком» своей сознательной жизни. Основой, естественно, послужат мои личные впечатления, а особое внимание я постараюсь уделить первым и последним десятилетиям.

Книга разделена на три части. Первая охватывает период до начала Гражданской войны, то есть до ноября 1917 г. Вторая посвящена непосредственно Гражданской войне. Третья часть состоит из двух глав: в первой кратко изложены события моей жизни, а в последней главе – описаны мои впечатления от поездки в Советский Союз (1959 г.).

К счастью, мне удалось сохранить кое-какие документы, помогающие освежить память. Это, например, послужной список моего отца; дневник, или скорее журнал, моей мамы за период с 14 июня 1915 г. по 1 января 1918 г.; несколько личных писем ко мне от бывшего донского атамана генерала Петра Краснова, написанные за границей с 1922 по 1941 г., и другие материалы. Я также старался сверить свои воспоминания с опубликованными данными – это, например, официальные документы, собранные белградской Донской исторической комиссией; мемуары французского маршала Жоффра, германского генерала Людендорфа, американского и британского военных атташе и др. Полезным также оказался просмотр в Нью-Йоркской публичной библиотеке микрофильмов петербургских газет за 1913–1914 гг., которые мы получали дома и которые помогли мне документально подтвердить многие факты.

Я сомневаюсь, что этот мой труд будет встречен аплодисментами. Естественно ожидать враждебной реакции со стороны сильно умножившегося за последнее время класса профессиональных ненавистников России, но и многим другим отдельные части книги могут не понравиться. Например, кое-кто из моих немецких друзей, возможно, будет недоволен напоминанием о том, что в Германии агрессивные намерения расчленения России и ее тевтонской колонизации возникли задолго до Гитлера. При кайзере Вильгельме они вновь оживились и началось организованное их планирование, а Первая мировая война вспыхнула в тот момент, когда Германия была готова к ней в военном и промышленном отношении гораздо лучше, чем Россия. Католикам может не понравиться напоминание о прошлых вторжениях в Россию, за которые ратовали воинственные экстремисты от церкви. Однако все это факты, которые общественное мнение на Западе должно знать и помнить; нынешнего примирения тевтонцев и галлов под крылом Рима (которое я приветствую) может оказаться недостаточно для сохранения мира и выживания человечества. Важно, чтобы за ним последовало примирение тевтонцев и славян, христиан и евреев, а также Римско-католической и Русской православной церквей.

Красным в России часть моего повествования, возможно, тоже придется не по вкусу. Речь в данном случае о тех эпизодах Гражданской войны, мой рассказ о которых противоречит их официально утвержденной и опубликованной версии. С другой стороны, часть белых эмигрантов до сих пор слепо придерживается догмата «непримиримости» – хотя, надо сказать, не без внешнего поощрения и давления со стороны иностранных пропагандистов, у которых больше рвения, чем дальновидности. Эти люди и их друзья, вероятно, обидятся на меня за благоприятные впечатления, привезенные в 1959 г. из поездки в Советский Союз, – некоторым из них неприятна была сама мысль о такой поездке, даже в составе официальной американской делегации.

Я не виню тех людей с обеих сторон, чье суждение в этом вопросе омрачают глубоко эмоциональные воспоминания о родных и близких, трагически сгинувших в жестоких бурях, которые пронеслись над многострадальной землей нашей родины. Я считаю, что мне очень повезло – мои родители умерли естественной смертью, имеющей лишь косвенное отношение к революции, – от тифа. Никто из моих родственников не погиб иначе чем в открытом бою, – а я всегда был уверен, что наношу противнику не менее тяжелые удары, чем те, что он наносит мне и моим близким. Более того, я вышел целым и невредимым из нескольких сложных ситуаций – причем в некоторых случаях благодаря тому, что люди редко забывают добро и часто платят за него той же монетой. Наконец, я уверен, что те люди, которые действительно погибли мученической смертью в