– Ив Уэйн. – Мое сердце испуганно замерло. Я поняла, что бежать уже некуда. – Ты оказалась совсем без фантазии.

Я видела его темный силуэт, слышала собственное сердцебиение, которое было таким громким, что заглушало даже боль от падения.

И тут пришло смирение. Я знала, что этот момент наступит, но глупо надеялась, что это случится намного позже, точнее, через восемьдесят три дня.

Мы улыбнулись друг другу. Я – устало, но счастливо, что все наконец-то закончилось, пусть и не в мою пользу. А он – как обычно, с оттенком садизма и себялюбия. Я знала эту улыбку. Как-то раз я разбила блюдце, и тогда он улыбнулся точно так же, прежде чем пожаловаться отцу.

Наконец я разглядела своего преследователя открыто и без спешки. Да, он стал таким, каким я его и представляла. Высоким, статным и опасным. Уверена, все девчонки без ума от его легкой небритости и огромных голубых глаз.

– Ну привет, братец.

Вольфганг кивнул, улыбаясь еще шире. Наша детская игра в догонялки окончательно завершилась. Он победил.

* * *

Мотоцикл оказался приманкой, с его помощью Вольфганг выкурил меня из квартиры и ждал у пожарной лестницы, где уже стоял его черный внедорожник. Он даже не закрыл меня в машине, когда затаскивал мотоцикл в багажник. Да и я не собиралась бежать. Впервые за три с половиной года я расслабилась и почувствовала облегчение. Я оказалась там, где и должна была оказаться: на пути к Мунсайду.

Когда я покидала его, мне пришлось несколько часов пролежать в багажнике в абсолютной темноте, слушая шум дороги. Сейчас же я возвращалась триумфально, на переднем сиденье, под тихо звучащую рок-музыку.

– И как ты меня нашел? – Вопрос был глупым и очевидным. Мы не торопились разговаривать друг с другом, несмотря на то что виделись много лет назад.

А мне было что рассказать. О кошмарном пансионате, в который меня отвезли, о первом побеге из него, о городах Канады, больших и маленьких, о службах опеки, об очередях за едой для бездомных, о помощи социальных работников, о трех с половиной годах бродячей жизни.

– Интернет, – пожал плечами Вольфганг, не отвлекаясь от дороги. – Заметил на одной из фотографий.

Я глубоко вздохнула. Так просто проколоться, надо же.

Оказалось, что самым легким способом выживания стала добродушная ко всему студенческая молодежь, которая кичилась знакомством с обыкновенной бродяжкой. Выслушав мою выдуманную историю, они проникались ко мне такой симпатией, что звали жить у себя, водили на вечеринки, где я была местной диковинкой, словно мини-пигом или щенком мопса. Внимание людей, выпивка, закуски… На все эти плюсы приходился один большой минус – желание каждого сфотографироваться и обязательно выложить в интернет. Вполне возможно, что с какого-то момента за мной шел киберслед в виде случайных фотографий с пьяными лицами. Отвратительно.

– Я хочу, чтобы ты кое-что уяснила, Ивейн… – через какое-то время сказал Вольфганг, но я перебила его:

– Честно говоря, я удивлена, что ты занимался моими поисками. Казалось бы, Мунсайд виноват в смерти Элизы…

– Мамы, – сквозь зубы прошипел Вольфганг. – Нашей мамы.

Хоть мы и не виделись так долго, болевые точки у него остались прежними.

– Ты и сама прекрасно знаешь эту историю, как столетия назад был заключен договор с демоном.

– И заключил его Генри Лавстейн, наш какой-то там прадед. Ему земля и сила демона… – зевая, напомнила я.

– Демону – вечное присутствие адепта.

Это слово было придумано нашим, точнее, моим прапрадедом. До этого использовались «сосуд» или попросту «раб» и «прислужник».

– И служение ему, – добавил Вольфганг. Хотя отношения между демоном и адептом были абсолютно равными. – Ваш синтез каким-то магическим образом поддерживает жизнь в Мунсайде, сама знаешь. Но Винс и твоя бабушка отказались от этого.

Да, нашли лазейку в договоре и предпочли обычную жизнь вместо могущества, магии и власти. А еще неизлечимую болезнь в награду. Большая удача – дожить до сорока. Отец умер в сорок два. Бабушка – в тридцать шесть.

– Я знаю, как ты хочешь отказаться. – Вольфганг перевел на меня взгляд, в котором явно читалась угроза. – Но ты не можешь.

Я лишь фыркнула: он мне будет указывать. Отказаться ничего не стоит. Нужно лишь подальше держаться от демона, а лучше и вовсе уехать из города в день моего совершеннолетия. Меня за этим и вывезли. Добралась до самой Канады, но все равно отыскали.

– Если откажешься, это уничтожит и Мунсайд, и Кави.

Дыхание пропало. Я неосознанно схватилась за сиденье, словно мы вот-вот разобьемся. Да, Вольфганг отлично помнил мои болевые точки.

– Кави может умереть? – Мой голос звучал неестественно тихо.

– Недостаток сил. Долгое отсутствие адепта.

Я не могу убить человека, который воспитал меня, я не Вольфганг. Но… навсегда увязнуть в Мунсайде? Разбираться в делишках людей и демонов? И что самое жуткое – обязательное продолжение рода, чистая кровь Лавстейнов. Столько обязанностей, вечные оковы, работа до гроба – лучше сдохнуть под сорок от неизлечимой болезни бродягой в чертовой Канаде.

Я прикрыла рот рукой, чувствуя, что похмелье возвращается. Голова закружилась. Вольфганг, почуяв неладное, открыл окно. В салоне тут же стало холодно. Шум ветра отвлекал меня от невеселых мыслей.

Кави может умереть из-за меня? Кави, который учил меня ходить, читал мне книги перед сном, катал на своей спине? Я попала ему на руки раньше, чем к своей матери. Он… был мне роднее всех. Отец пил не просыхая, Вольфганг… ненавидел меня, и не без причины.

– Переживаешь за своего Румпельштильхцена? – со злостью произнес он.

– Не называй его так, – ослабевшим голосом попросила я. Это была любимая шутка Вольфи.

– А на целый город тебе плевать.

– Вольфганг! – Я очень хотела, чтобы он замолчал. Не ему рассуждать о чести и долге.

– На тридцать тысяч душ. На людей, демонов, ведьм, оборотней, вампиров… – Я уже не могла его слушать и высунула голову в окно. Ветер бил по ушам. – Что с тобой не так? Какая-то нянька…

Мне хотелось ударить его. Наши отношения всегда были сложными. Потому что Вольфганг остался, считай, сиротой на обеспечении городской шпаны, а у меня был свой личный демон, который души во мне не чаял. Винс не обращал на пасынка должного внимания, Элиза умерла из-за меня. Рождаясь, наследники забирают жизнь своей матери, если та не принадлежит роду Лавстейн. Это факт. Вот почему чуть ли не до XX века инцест был обычным делом.

У Вольфганга были основания меня ненавидеть. Он искал меня по всей Канаде и сейчас вез прямиком в мой личный ад. И в этом аду был лишь один, кого я действительно хотела бы видеть: Кави.

Ни родной особняк, которого я боялась до глубины души, ни дикая природа Мунсайда, ни власть, ни магия, ни заточенные там воспоминания – ничто меня не манило. Только Кави.