class="p1">— Ой, домой надо, мальчики, столько дел, — простонала Татьяна, оглядываясь на молчаливого Волгина.

— Дела в лес не убегут, — игриво произнес Борис. — Кстати, я купил новую пластинку с хорошей музыкой, — Борис пытался понять, на какую наживку рыбка клюнет.

— Ну, ладно, Борис, вы меня уговорили, у вас хорошее вино, отличная музыка, папа генерал, морской бриз и кипарисы! Пойдемте. Расскажете про свой отдых на юге?

Волгин видел, что ей приятно находиться среди парней и что ею мало-помалу овладевали неясные одурманивающие чувства.

— Проводите меня до Центрального телеграфа и — домой. Мне нужно сегодня отправить телеграмму в Воронеж, тете. Мама велела.

— Вон, Танечка, видишь дом, то мой дом, на глаз он неказистый, а на самом деле нам скоро дадут хорошую квартиру. Трехкомнатную!

— Так вы тут живете? — удивилась радостно она и громко засмеялась. — Все у вас! Как вам не подчиниться! Только подождите, я сейчас телеграмму отошлю.

— Мы тут временно, — разъяснял Борис, почему дом, в котором он живет, такой непрезентабельный.

— Только я вас ждать не буду, — проговорила она. — Дамы не ждут.

— Не ждут, — повторил Борис, поглядывая на нее своим удивительно чистым насмешливым взглядом, как бы все понимая, поощряя принятое ею решение, и во всем соглашаясь с ней.

— У тебя денег ноль? На «Эрети» хватит? — спросил Борис, доставая кошелек и принимаясь отсчитывать. Волгин отдал свою десятку, полагая неудобным не поучаствовать в покупке вина, хотя с деньгами у него как раз было туговато.

Засунув бутылку в карман и весело напевая, Борис направился из магазина, и Волгин, глядя на него, пожалел, что не обладал таким вот веселым и легким нравом.

Они перешли улицу и остановились на условленном месте. Вскоре появилась Татьяна.

— Ну что, мальчики, купили винца?

Волгину стало весело безо всякой на то причины.

— Я так устала с этими экзаменами, просто один ужас. Так устала. И, конечно, разумеется, какой там морской бриз, в зачуханную болотную лужу под Москвой, на Истре, не имела времени и сил окунуться. Ах, черт побери! Вот Борис ездит по югам с девочками! Ай, молодец-удалец! Ай, жить умеет!

— Каждому по уму, — отвечал скромно Борис, напружинив свою крутую грудь. — Молодым везде у нас дорога.

— А нам, старухам? — засмеялась она.

В коммунальной квартире под вечер кипела жизнь — запах жареных кабачков чувствовался уже на пороге. Борис определил, что Аня, водительница троллейбуса и любовница мудрого академика, готовит свое любимое кушанье. Войдя в комнату, хозяин включил стоящий в углу торшер, и в мягком полусвете лица молодых людей словно выплыли из темноты, испарилась убогость обстановки и вещи приобрели значительность. Борис водрузил бутылку вина на стол, посадил Татьяну на диван, Волгина отослал мыть огурцы и помидоры. Как только Волгин вышел, он спросил у Татьяны:

— Ты хочешь у меня остаться?

— Нет! Но! — отвечала она, опустив глаза.

— Если женщина говорит мужчине «нет», считайте, что она говорит «да», — произнес Борис со значительностью. Неожиданно он поцеловал ее голое колено. — Ты мне так понравилась, Танечка, я прекраснее не встречал женщины. Это сон наяву и как говорил один поэт, что он помнит то самое чудное мгновенье, милая ты моя.

— Ну уж, — только и сказала она с нежной полуулыбкой.

Вернувшийся Волгин застал их весело беседующими. Таня уютно устроилась на диване, подвернув одну ножку под себя, предварительно сбросив туфельку, и объясняла, как правильно резать хлеб.

— Ты что молчишь? — спросил Борис у Волгина сердито, когда девушка вышла в коридор позвонить подруге. — Не молчи, говори. Женщина боится молчания, как американцы водородной бомбы. Понял?

— Что именно?

— Чем банальнее, тем лучше, тем это будет приятнее женщине. Говори глупости. Это ее уровень. Говори. Просто так, любую глупость: умное она не поймет.

— Но что говорить?

— Первое, что придет на ум. Слушай, Володь, я учился с Гафтом. Он умен? Балабол. Тут рядом дом членов Политбюро, их дети в нашей школе учились. Они умные? Чур, о политике я не говорю, не говорю. Все. Чур меня, чур! — Он оглянулся, как будто его кто-то мог подслушать.

— Зачем тебе это? — Волгин пожалел, что вообще пришел на этот спектакль.

— Зачем? Любовь — происходит каждый час, день, минуту, секунду, а ты говоришь: «зачем». Затем, что так надо, ибо я не хочу выглядеть в ее глазах идиотом. Причем полным!

— Ты?

— Да! Я! Потому что если я не удовлетворю ее желание, о чем она страстно мечтает, буду выглядеть полным суперкретином.

— Откуда ты знаешь? — Волгину захотелось, чтобы вернувшаяся девушка хлопнула дверью и отправилась домой. Но Таня заявила, что созвонилась с подружкой, и та может появиться через час-два, так как ехать надо с другого конца Москвы, и они могут продолжить веселую пирушку. Волгин пытался объяснить, что ему сегодня надо уже отправляться в общежитие, но остался, и, мило беседуя, они допили вино. А когда Борис с Татьяной уединились в смежной комнате, Волгин решил исчезнуть, но, к сожалению, его чемоданчик находился в занятой комнате.

Борис, оставшись наедине с Татьяной, сразу почувствовал, как податливо ее тело. Он стал ее целовать испытанными порхающими поцелуями в лицо, шею, стараясь вызвать в ней ответные движения, и чувствовал, что ему это удается. Она ждала счастливого момента, и ноги ее то и дело в нетерпении переступали на полу и старались прильнуть к его ногам.

Волгин ходил по комнате от окна к двери, чертыхаясь, и с большим нетерпением ожидая, когда ему позволят взять чемоданчик. Он думал о том, что сначала должны быть объяснения, тонкие, нежные чувства и воздыхания, и уж потом страсть — как буря.

Вспомнилось, как он подглядывал за девчонками, моющимися в бане. Это было интересно, захватывающе и даже поэтично. «Сейчас она выскочит оттуда — и айда, — подумал Волгин, поглядывая на дверь со злостью и слушая доносившиеся оттуда шорохи. Но в этот момент неожиданно распахнулась дверь, и его глазам предстала картина — совершенно обнаженные Татьяна и Борис…

Волгин отпрянул от дверного проема и, чертыхаясь, захлопнул дверь. В волосатом, крупном Борисе, ворочающемся на любовном ложе и худосочных ногах Татьяны он увидел нечто омерзительное.

— Володь, что такой хмурый? — в дверях стоял, расправив широченную волосатую мускулистую грудь, Борис. — Я думал, ты ушел. Как хорошо, что ты не ушел. Дай-ка, вон вино осталось, выпью. Пусть она пока оденется, — он прикрыл дверь и вышел в комнату без ботинок и в одних трусах. — Тут, понимаешь, такое дело, ей надо срочно домой, обещала родителям прибежать пораньше, а мы с тобой еще свободны пока.

— Ну и что? — спросил Волгин, надувшись.

— Поговорим.

— О чем?

— Но ты