Однако пересуды пересудами, а рескриптом Его Императорского Величества генералу от инфантерии Михаилу Богдановичу Барклаю де Толли надлежало быть военным министром сухопутных сил Российской империи.

Словом, заинтересованной публике ничего не оставалось, как «поближе» познакомиться с преемником Аракчеева. Из бесед и расспросов выяснилось, что новый военный министр немцем себя вовсе не считает. Оказалось, что дед его, шотландский дворянин Барклай, еще в начале прошлого века, покинув берега Туманного Альбиона, поселился в Дании. Очевидно, здесь «после перемешивания кровей» и появилась столь необычная приставка к его фамилии.

Безусловно, это был человек незаурядных способностей, поскольку вскоре занял пост бургомистра Риги (Литва была в ту пору вотчиной Дании). С завоеванием Россией (в ходе Северной войны) Прибалтики и выкупом у Дании Латвии бургомистр Риги оказался под русской короной.

Народившегося сына своего бургомистр нарек Готтардом,[5] что в переводе на русский означало «богом данный», а потому и трансформировано было в русское имя Богдан. Известно, что дворянин Готтард-Богдан служил офицером русской армии. В 1750 году в возрасте 24 лет в чине поручика он вышел в отставку, приобрел небольшое имение Лиел-Лугеши недалеко от г. Валги (без «крещенной собственности», то есть без крепостных). Вскоре он женился на дочери соседа, помещика имения Бекгоф фон Смиттена — Маргарите Елизавете.[6]

Можно предположить, что Готтард-Богдан, в отличие от отца своего, не был столь удачлив, поскольку чин поручика перешагнуть не смог, а приобретенное им имение вскоре было продано с молотка. Есть сведения о том, что отставной поручик Богдан Барклай де Толли пребывал якобы на посту пастора, словом, являл собой дворянина «с весьма ограниченным состоянием», а попросту говоря, вольного арендатора мызы Памушисе, а затем мызы Лайксаар.

Единственное, в чем преуспел отставной поручик, так это в преумножении рода своего. В семье его было семеро детей (выжили пятеро — три сына и две дочери). По обычаям тех времен сыновья были записаны в полки Его Императорского Величества. Старший из них, Иоганн, дослужился до инженер-генерал-майора, младший, Генрих, закончил службу в звании майора артиллерии.

Что же касается среднего из братьев, Михаила,[7] то его в трехлетнем возрасте призрела семья бездетного полковника (в последующем бригадира[8]) Георга Вильгельма Вермелена,[9] женатого на тетке матери — Августе. В 1767 году Михаил записан был в Новотроицкий кирасирский полк, а на девятом году жизни (в 1769 году) произведен был вахмистром «с оставлением дома для окончания наук». Конечно, ни о каких кадетских и пажеских корпусах неродовитому дворянину думать не приходилось, и бригадный генерал Вермелен не жалел ни времени, ни средств на воспитание и образование приемного сына, прививая ему чувство справедливости, честность, трудолюбие, пунктуальность, бережливость и прилежание.

К этому надо добавить страсть юноши к чтению книг. Предаваясь чтению и размышлениям, Михаил оказался не по годам серьезным и замкнутым. Неслучайно комиссия, проэкзаменовав «вахмистра» (в 1776 году), констатировала великолепные знания его в военных предметах, истории и языках.

В 17 лет Михаил Барклай де Толли, оставив дом Вермеленов, поступил на действительную военную службу в Псковский кавалерийский карабинерский полк в звании корнета и через пять лет добросовестного исполнения обязанностей произведен был в чин секунд-поручика.

Еще через три года полковой службы, коя характеризовалась «не токмо прилежностью, но понеже изрядно и самоучением», молодой офицер оказался генеральс-адъютантом у родственника императрицы графа Фридриха Ангальта, а в 1788 году он уже в должности старшего адъютанта у принца Виктора Ангальта, с коим и отправился на поля сражений русско-турецкой войны.

Именно в 1788 году, в армии Потемкина, осаждающей Очаков, появился скромный капитан Михаил Барклай де Толли, не примеченный находившимися здесь же генералами: ни Александром Васильевичем Суворовым, ни Михаилом Илларионовичем Кутузовым. Вскоре, однако, хладнокровие и мужество адъютанта, храбро исполнявшего поручения, отмечено было орденом Святого Владимира IV степени и Очаковской штурмовой медалью.

В 1790 году, после перемещения шефа в Финляндию, Барклай оказался при нем в должности уже дежурного майора. В бою за шведскую крепость Керникоски смертельно раненный принц вручил Барклаю шпагу свою со словами: «Употребить оную на пользу и славу России».[10] По окончании войны со Швецией Барклай снова в боях, но теперь уже в Польше. Пожалуй, в этой кампании он и стал мало-мальски известен, поскольку пополнил ряды георгиевских кавалеров.

Многие из участников той войны с конфедератами припоминали, что именно майор Барклай принудил сдаться в плен довольно сильный отряд польского полковника Грабовского.

Пройдя войсковой путь от командира батальона до полковника — командира образцового егерского полка, Барклай удостоен был (в 1799 году) генеральского звания. Именно тогда инспектировавший полк фельдмаршал Н. В. Репнин, указывая на него, произнес: «Меня уже не будет на свете, но пусть вспомнят мои слова. Этот генерал много обещает и далеко пойдет».

Однако наиболее памятными, конечно же, были события недавней войны с наполеоновской Францией, точнее — Пултуцкого сражения 1806 года. Здесь французскому маршалу Ланну, несмотря на превосходство в силах и чрезмерную напористость, так и не удалось прорвать правый фланг русских войск под командованием генерала Барклая.

Частичные успехи Ланна Барклай парализует то ударом в штыки, то перегруппировкой сил, то контратакой, то удачным вводом резервов, то ударом артиллерии. В ходе сражения Барклай не один раз водил своих воинов в штыковую атаку. После событий пултуцких грудь генерал-майора Барклая де Толли украсилась вторым георгиевским крестом.

Разумеется, в биографии военного министра были не только удачи. Были и страницы, полные горечи и отчаяния. Одну из них хорошо знали его боевые друзья.

В январе 1807 года в очередной схватке с наполеоновскими войсками он успешно выдержал натиск группировки противника, чем обеспечил соединение главных сил Л. Беннигсена в борьбе за Прейсиш-Эйлау. Выполняя приказ главнокомандующего «во что бы то ни стало удерживать Эйлау», Барклай удерживал этот пункт, несмотря на четырехкратное превосходство врага. Дважды он вынужден был оставлять Эйлау и дважды овладевал им заново.