Европы, где проживает последние сорок пять лет, утверждая, что тамошний климат подходит ему больше местного.

— Тогда, пожалуй, не надо, — я надеялась, что найду более простой способ удовлетворить свое любопытство. Способ, не требующий выдергивать патриархов клана миллиардеров с европейских курортов.

Древность манускрипта еще ни о чем не говорит.

Здесь явно намечался какой-то сюжет, а некоторые сюжеты способны ломать реальность под себя. История постоянно меняется задним числом, рукопись может состариться за пару часов, а посреди Города внезапно вырастет старинное здание, и все будут уверены, что оно стояло здесь последние двести лет, хотя еще вчера тут мог быть парк, пруд с лебедями или свалка автомобильных покрышек.

Так что с этой стороны мне скорее всего не подкопаться.

Дождь начал капать еще сильнее.

— Пройдем в дом, госпожа, — предложил брат Тайлер. — Там нам накроют легкий ужин, может быть, сварят глинтвейн, если будет на то твоя воля.

— Кто накроет? Братья?

— Зачем утруждать братьев, если есть прислуга? — удивился брат Тайлер.

А, ну да.

Всегда забываю, что у богатых людей все по-другому.

Я согласилась. Брат Тайлер достал из кармана рацию, попросил нас забрать, и уже меньше через минуту за нами приехал электрический гольф-кар, который и доставил нас к главному зданию. Управлял гольф-каром не очередной брат, а наемный служащий в дождевике поверх ливреи и белых перчатках.

— Мой дом — твой дом, госпожа, — заявил брат Тайлер. — Ты можешь приходить сюда, когда хочешь, твое лицо уже внесено в систему распознания образов, и все двери откроются перед тобой.

— Очень мило, — сказала я, и тут мне в голову пришла еще одна мысль. Идти мне было особо некуда, разве что в очередной отель, а тут наверняка такая охрана, что ни один Мигель на территорию незамеченным не проскользнет. — Здесь не найдется какой-нибудь лишней спальни?

— Конечно, найдется.

Ладно, согласна.

Не самое разумное мое решение, если на первый взгляд. Они — сектанты, они носят плащи, у них не все в порядке с головой, они поклоняются пятиметровой шестирукой статуе голой женщины, один из них вообще таскал с собой взрывчатку в протезе ноги и взорвал себя прямо на городской улице. Но это были мои сектанты, моя статуя, и, кроме того, эти ребята знали, кто мой отец.

И если они не секта самоубийц, на что пока не очень похоже, то до тех пор, пока я не породила Хаос и Новый Порядок, здесь я в безопасности.

А в особняке действительно пахло глинтвейном.

Глава 32

Мы поужинали.

Это было что-то на богатом, половина блюд была мне неизвестна, и я даже не старалась запоминать их названия. Ради такого случая брат Тайлер откупорил вино из самых дальних углов своего винного погреба, но чтобы понять все тона, нотки, нюансы и послевкусия этого напитка, нужно быть истинным ценителем, а я не была. Мне бы хватило и пива, но я стеснялась попросить.

Потому мы перешли в каминный зал, украшенный чучелами животных, которым не посчастливилось повстречать на охоте многочисленных представителей семейства Пирпонтов, и настало время глинтвейна и сигар.

От сигары, разумеется, контрабандной кубинской, толстой, наверняка дорогой и изрядно вонючей, я отказалась, но ограничивать брата Тайлера не стала, и он задымил ею, устроившись поближе к дымоходу.

Кресло оказалось совершенно роскошным, с функцией массажа, в камине уютно тлели угли, в зале царил приятный полумрак, было тепло. Я сняла кроссовки, и мои пальцы утонули в густом ворсе ковра.

Глинтвейн тоже оказался очень даже ничего, я даже подумала о том, чтобы пробраться на кухню и попросить рецепт. Вообще, довольно приятная секта.

Если бы ее члены не взрывались на улицах Города, было бы совсем хорошо, но брат Тайлер заверил меня, что это был единственный прецедент, и больше они не повторятся.

По крайней мере, не должны.

И тогда я решила задать главный вопрос, который не решалась поднимать во время ужина, потому что не хотела, чтобы меня выгнали в ночь голодной.

— А ты никогда не думал, брат Тайлер, что это все не про меня? — спросила я. — Что это какая-то масштабная мистификация или попросту ошибка, и все это время вам стоило ждать кого-то другого?

— Нет, госпожа, — сказал брат Тайлер. — В Заветах четко указано твое имя.

— Там так и написано: Роберта Кэррингтон? — уточнила я. — На древнем арамейском?

— Да.

Что ж, с этим не поспоришь.

— А что насчет статуи? — поинтересовалась я. — Откуда она взялась?

— Ее облик был явлен мне во снах, госпожа.

— Так это ты ее автор? — я пристально посмотрела на его руки. Они отнюдь не были руками каменщика. Это были типичные руки богатея, отродясь не державшего в них ничего, кроме ручки для подписания чеков, стилус для тыкания в экран и клюшки для игры в гольф.

Он проследил мой взгляд и улыбнулся.

— Мы живем в двадцать первом веке, госпожа. Сейчас для того, чтобы работать с камнем, совершенно необязательно бить по нему молотом.

— И когда ты закончил свое творение?

— Около пяти лет назад, госпожа.

— С тех пор ты не вносил никаких корректив? — я коснулась рукой шрама на подбородке.

— Никаких, — подтвердил он.

Сюжет, обреченно подумала я.

Что-то связанное с мистикой, древними манускриптами и тайными оккультными сообществами, и хорошо, если без кровавых человеческих жертвоприношений обойдется. Интересно, а это как-то связано с теми моими способностями, которые заинтересовали ТАКС? И может ли Цензор разрушить свой собственный сюжет, или все происходящее и будет являться его частью?

— Значит, у тебя нет сомнений?

— Никаких, — снова сказал он.

— А то, что я совершенно не ощущаю себя вот этим вот всем, в расчет как-то принимается?

— Скорее всего, нет, госпожа, — сказал он. — Просто эта часть тебя еще спит, и когда придет время, она пробудится, и ты осознаешь свое предназначение. А мы всегда будем рядом с тобой, будем помогать и поддерживать

— И направлять? — уточнила я.

— Нет, госпожа, — сказал он. — Не нам, простым смертным, давать советы дочери богов.

Лучше бы мой папа оказался простым королем, подумала я. Это было бы как-то ближе и понятнее, и меня максимум могли бы отравить или насильно выдать замуж, и это, наверное, худшее, что могло бы со мной случиться, но это все равно звучит лучше, чем текущая неопределенность.

— Расскажи мне о моем отце, — попросила я.

— У нас не принято о нем говорить, госпожа.

— Вот как? И почему? Боитесь, что он услышит и покарает?

— Нет, просто обычно такие разговоры заканчиваются спорами, иногда очень ожесточенными, — сказал брат Тайлер. — Тебе я, безусловно, не могу