Не помню, было ли мне тепло. Ничего не помню. Затем в руки, в ноги, в спину и живот словно воткнули коврики для йогов. Такие, из гвоздей. А потом по ним попрыгали.

Я, наверное, никогда так громко не вопила.

Глаза резанул яркий свет. Комната вокруг была незнакомой, с высоким светлым потолком и бревенчатыми стенами. Пахло костром и сеном. Из большого окна, занавешенного белой занавеской с вышитым зеленым узором, слабо светило солнце.

Рядом сидела женщина с покрытой ярким платком головой, в льняном сарафане, надетом на такую же льняную рубаху. У нее были загорелое лицо в тонких морщинках и спокойные голубые глаза.

— О, очнулась, — обрадовалась она. — Ну наконец-то!

Она приветливо улыбалась, хотя мы были незнакомы. Где я?

— Ну не суетись, успокойся.

Женщина легко толкнула меня, уложила обратно на подушки. Узкая и очень мягкая кровать стоит в самом углу большой комнаты, рядом — стол с грудой глиняных горшочков и стеклянных бутылочек. Пол тоже деревянный.

— Не враг я тебе, не бойся. Лекарка местная, на ноги тебя поставить хочу. Тетка Маруся я. Видишь, ты уже и в себя пришла. — Она пощупала мой лоб. — Хорошо как. А то мне тебя полуживую принесли. Думала все, хоронить придется. А ты, гляди-ка, радость какая, очнулась. Ну, теперь все с тобой хорошо будет. Благодари своего спасителя.

— Какого? — прохрипела я.

— Да не знаю я, милая. Никто не видел, — хохотнула женщина. — Только когда тебя дружинный патруль нашел, ты была колдовским колпаком закрыта. Без него давно бы замерзла.

— А…

Даже не знаю, о чем лучше первым делом спросить. Боль постепенно отступала, и уже легко шевелились руки и ноги, только слабость во всем теле была дикой.

— Ничего, ничего. — Она шагнула к столу, застучала горшочками, ссыпала в один травки и подошла к изголовью, где, должным образом изогнувшись, я разглядела печь. На печи стоял большой чугунный чайник, закопченный до черноты. — Сейчас настою сделаю тебе укрепляющего, с медом да брусникой, и будешь как новенькая. И все спросишь, и узнаешь, сил-то узнавать такое много нужно!

Она покачала головой, потом подхватила огромной рукавицей чайник за ручку, налила из него кипящей воды в горшок с травой. Тут же приятно запахло ягодным чаем.

— Где я?

Вопросов много, но лучше начинать с очевидного. Меня вчера что, Надька напоила и бросила на улице? Нет, не поверю! Сестрица не могла такого отчудить. При наших-то морозах это верная гибель. Она меня любит.

А что тогда произошло? Что это такое — колпак колдовской?

— Ты-то? В мире нашем, в стране, которая Земля Великих Лесов называется. В лесу мы, у самой столицы, Гораславля. А пока пей. Все узнаешь, все расспросишь, радетеля тебе уже назначили, опекуна то есть, он все и объяснит. На, пей.

Она поднесла к губам горшочек, придерживая мою голову, и пришлось открыть рот, чтобы чай не вытек на лицо. Кстати, он оказался совсем не горячим и вкусным. Привычный родной вкус — мед и ягоды.

— Да, непросто таким, как ты, — тяжело вздохнув, покачала головой тетка Маруся, — но что поделать. Попривыкнешь со временем. Учиться новому на новом месте всяко лучше, чем какой болезнью страшной заболеть и помирать без надежды. Тут хоть надежда есть, а человек, он ко всему привыкает. И ты привыкнешь.

— К чему привыкну? — во рту пересохло, будто и не пила только что.

— К миру к нашему.

— Я что… не в своем мире? — аккуратно спросила я. Еще примет за полоумную, и совсем плохо будет. Однако пусть объяснит, на что намекает!

— Получается так, — тоскливо вздохнула лекарка. — То есть для меня мир родной, тут я родилась, тут живу и помру тоже тут. А тебе-то совсем чужой. Хотя близкие у тебя тоже имеются, раз завлекли, — она хмыкнула. — Ну, спи пока, спи, иномирянка.

— Я иномирянка? — шептать я не привыкла, но как иначе произнести это страшное слово? — Я — иномирянка?!

— Ну так с кем не бывает? — Она жалостливо уложила меня обратно на подушку, подоткнула одеяло. — Спи пока. Глядишь, проснешься, лучше будет.

Что? Что может стать лучше?!

Глаза, однако, слипались, и я моментально заснула. Непростые травки она мне дала, ой непростые.

Проснувшись в следующий раз, я снова увидала перед собой ее любопытное лицо.

— Вот и хорошо, — привычно запела лекарка. — Вот и ладненько. Теперь вставай, умывайся, одевайся. Утро уже позднее. Позавтракаешь да поедешь, заждался тебя радетель-то.

— Как поедешь? — удивилась я.

А как же выздороветь, набраться сил, прийти в себя, в конце концов? Я чуть от переохлаждения не умерла, значит, простудилась, хорошо если без пневмонии, но ведь нужно же время, хотя бы несколько дней, чтобы отлежаться и подлечиться.

— Да так, в повозке крытой поедешь, прислали за тобой.

— Уже? Но я же болею.

— Да где там? — она отмахнулась от моих страхов. — Где там. Уже здорова ты.

— Да? Так быстро?

— Да. Вставай.

Она потянула меня за руку, пришлось сесть. Кстати, нигде ничего не болело: я специально постучала себя кулаком по груди, чтобы проверить. Когда я простужена, сразу от такого кашлять начинаю, а сейчас хоть бы хны. А если встать? Голова не кружится, ноги держат. Странно даже, что все обошлось. Уровень их медицины показался мне, мягко говоря, сомнительным.

Хм, похоже, я действительно здорова.

— Одежду тебе новую дам. — Лекарка бросила на кровать блузку с длинными рукавами и сарафан, похожий на ее собственный. — Одежда твоя иномирская осталась, конечно, не стала я ее выбрасывать. Вдруг, думаю, захочешь на память сохранить. Вот, в мешке лежит, — она кивнула в сторону, где у стены действительно стоял объемный мешок, в котором вполне могли поместиться мой лыжный костюм, зимние сапоги и шапка. — У нас-то такого не носят, ужасных штанов таких…

— Почему ужасные? Они теплые и удобные, — почти обиделась я.

Хороший костюм у меня был, между прочим, и дорогой.

— Да ненастоящие ж они, — округлила глаза лекарка. — Ткань ненастоящая, как будто в нее стекла намешали. Лучше шерсти да меха ничего не греет. Как ее звать, эту ткань?

— Синтетика.

— И название ненастоящее, — как отрезала она. — Забудь про эту ткань, не дома уже поди. Давай одевайся.

— А почему я вас понимаю?

— Да как же иначе-то? — удивилась она, так и замерев с поднятыми руками. — Перетащил тебя мир да приспособил, разумение понимать речь дал. Иначе зачем брать? Бросить совсем беспомощную? Да и корни у нас одни, язык похож, чужих мир не трогает.

— Почему?

— Ну ты скажешь! — благодушно улыбнулась тетка Маруся. — Ну у кого суженая может быть с хвостом и тремя рогами, да еще и которая головой вниз ходит, а дышит огнем? Кому такого зла пожелаешь? Нет, наши боги нам только подходящих таскают, да помогают, чем могут. И мы поможем. Давай одевайся скорей. Скоро радетель все тебе расскажет.